Наталия Венкстерн - Жорж Санд

Друзья, как могли, заботливо ограждали ее от этих неприятных встреч.

Смертельная болезнь застала Жорж Санд за работой. Она писала свой последний роман «Альбину», который так и не успела окончить. Болезнь ее длилась десять дней и агония была мучительной. Она простилась со своими внучками и почти никого к себе не допускала. В последние дни она перестала говорить, сознание ее было затемнено. Накануне смерти она неясно произнесла слова: «Оставьте зелень».

Дочь ее Соланж, извещенная о болезни матери, до последней минуты оставалась у ее изголовья. Жорж Санд не обменялась с ней ни словом. Она отвертывалась к стене, испытывая тяжкие страдания.

Несмотря на летнее время шел мелкий дождь и было холодно. За несколько часов до смерти Жорж Санд во двор ноганской усадьбы вошел черный худенький человечек в сутане и широкополой шляпе. Это был местный священник. Он вызвал для переговоров мадам Соланж и долго шептался с ней, гуляя по взмокшим аллеям парка. Мадам Соланж дружелюбно простилась с ним и обещала свое содействие.

Восьмого июня 1876 года, в половине десятого утра, Жорж Санд умерла. Многочисленные родственники, Морис, Соланж, Лина Санд, Симмонэ, родственники ее матери Казамажу стояли вокруг ее постели. С каждым часом из окрестностей и Парижа прибывали новые и новые люди. Приехали Дюма, Флобер, Леви и Ламбер. Никто не сомневался в том, что похороны будут гражданские. Дюма готовил надгробное слово, старик Виктор Гюго прислал написанную им пышномногословную оду на смерть своей романтической соратнице.

Между тем, местный аббат Вильмон обменивался телеграммами с архиепископом Буржа. Архиепископ Буржа разрешил раскрыть перед гробом Жорж Санд церковные двери.

Прибывшие из Парижа на гражданские похороны друзья подходили к гробу. На черном покрове тускло блестел серебряный крест. Лицо умершей было закрыто цветами. Гроб подняли и понесли. Впереди, борясь с дождем и ветром, шел черный аббат с зажженной свечой. Он несвязно бормотал молитвы. С ноганской колокольни доносился похоронный звон. Жительницы Ногана в черных траурных чепцах выходили из домов и присоединялись к процессии. Среди других почетных друзей принц Жером Бонапарт нес одну из тяжелых серебряных кистей гроба.

Глава шестнадцатая

Заключение

В 1904 году в Ногане в день столетнего юбилея со дня рождения при огромном стечении народа был открыт памятник Жорж Санд. В этот день буржуазная Франция канонизировала писательницу, долгое время считавшуюся насадительницей развращающих идей. К этому времени большинство этих идей уже вросло в сознание широких масс и перестало казаться кому-либо опасным и революционным.

Одни только представители католической церкви продолжали хранить опасливое недоброжелательство к имени Жорж Санд и не могли простить ей того ущерба, какой она нанесла авторитету церкви своими произведениями; в папской энциклике начала XX века, перечисляющей те сочинения, которых не должен читать добрый католик, одно из первых мест принадлежит сочинениям баронессы Дюдеван. Церковные авторитеты в сознании своей обреченности злопамятно относились к своим противникам, но устаревший либерализм Жорж Санд уже не мог казаться опасным французской буржуазии, ставшей лицом к лицу с новыми формами социальных отношений. В лице Жорж Санд чествовали прежде всего художника и одно из славнейших имен романтической эпохи.

В сознании советского читателя историческая роль Жорж Санд далеко не исчерпывается ее чисто-художественными достоинствами; они и для нее самой никогда не служили краеугольным камнем ее деятельности. Оставаясь всегда чуждой принципу ранних романтиков «искусство для искусства», она одна из первых осознала социальный долг писателя. Широтой ее тем, отзывчивостью на все вопросы современности и объясняется то громадное влияние, какое она оказала на XIX век. Выступив на литературном поприще с проповедью женского равноправия и с критикой законов буржуазной католической семьи, она не остановилась на этом первом этапе своей деятельности. Утопический социализм, сделавшийся ныне достоянием истории, в 30-е годы сыграл огромную революционную роль. Социальные романы Жорж Санд — «Мельник из Анжибо», «Грех господина Антуана», «Орас» — дали широкое распространение идеям сен-симонистов, превращая кабинетные теории в достояние масс. Что касается ее народнических тенденций, то Жорж Санд можно считать стоявшей совершенно особняком, среди представителей французской литературы XIX века.

Первый и третий этапы ее деятельности составляют ее истинную славу: ее проповедь женской эмансипации и ее народные повести дают ей неизмеримо большее право на внимание советского читателя, чем ее политическая деятельность. В политической борьбе она не выдвинулась из рядов средних буржуазных либералов, и значение исторического момента 48-го года ей осталось неясным. Слишком искренняя и честная по натуре, чтобы примириться с остротой социальных противоречий, она не может перерасти свое классовое дворянское сознание, и в поисках идеологии, способной примирить ее дворянскую сущность с остро поставленными политическими и социальными вопросами, она оказывается бессильной и терпит поражение. Роль ее в области социалистических идей XIX века свелась таким образом к популяризаторству, к распространению идеи сен-симонистов и Леру, не неся в себе ничего новаторского, смелого и оригинального. Жорж Санд, которую многие историки литературы охотно называли «эхом идей XIX века», была действительно таковым в вопросах социальных и политических.

В области художественной формы и стиля Жорж Санд также не является основательницей новой школы, а лишь повторяет уроки, преподанные ей ее современниками и предшественниками романтизма. Воспитанная на чтении Руссо и Шатобриана, соратница Виктора Гюго и Ламартина, она до конца своих дней сохраняет устаревшие ныне приемы романтической школы. Приподнятость тона, длительность периодов, обилие прилагательных, отсутствие плана изобличают основную заботу автора — как можно полней высказать себя. В этом непрестанном самоисповедании резко обозначается влияние Руссо и Шатобриана, та индивидуалистическая устремленность, которая дала на протяжении XIX века ряд литературных образов — людей, заедаемых анализом, начиная с Чайльд Гарольда и кончая тургеневским лишним человеком.

Это стремление к усилению впечатления путем повторений зачастую переходит в многословие, которое утомляет читателя и в котором не выступают, а, напротив, тонет фабула и план. Отмечая эту особенность манеры Жорж Санд, Дюма-сын иронически заметил, что «Лелия» есть не что иное, как «байронизм, продаваемый на вес».