Вильгельм Кейтель - 12 ступенек на эшафот

Для меня очевидно, что начавшаяся сразу же после ухода Фрича подрывная деятельность Бека стала причиной резкого изменения отношения фюрера к фон Браухичу. В Беке воплотились все высокомерие и академизм прежних верховного командования и большого генерального штаба, когда начальник генштаба был «духовным вождем» армии, а главнокомандующий совмещал должность генерального инспектора и был своего рода полновластным феодальным князьком. Я не знаю, что привело Бека в так называемое «Сопротивление», а вскоре и в ряды государственных изменников, был ли он одержим тщеславием или в нем говорило оскорбленное самолюбие. Не исключено, что Бек надеялся занять пост главнокомандующего сухопутной армией.

Очевидно другое: никто не навредил фон Браухичу так, как это сделали честолюбивый Бек, оскорбленный отставкой Хоссбах и 1–й адъютант бывшего главкома сухопутной армии оберстлейтенант Курт Зиверт — «старая гвардия» и особо приближенные к Фричу персоны.

Я всегда выступал на стороне Фрича и защищал его перед фюрером из чувства благопристойности, солдатской солидарности и… эгоистических соображений, чувствуя ответственность за выбор, сделанный — отчасти по моей рекомендации — Адольфом Гитлером. По—товарищески я помог фон Браухичу разрешить многолетнюю бракоразводную тяжбу с первой женой и разрешить все вопросы финансового характера, хотя он никогда не просил меня об этом прямо. Генералитет третировал его, как незадолго до этого Вернера фон Фрича, и спохватился только тогда, когда уже ничего нельзя было сделать. Что потеряла армия, генералы поняли только после декабрьского кризиса в битве за Москву и последовавшей вслед за этим отставки фон Браухича. Как известно, 19.12.1941 Адольф Гитлер возложил на себя обязанности главнокомандующего сухопутными силами.

Я не намерен прибегать к иносказанию и заявляю без оглядки на проходящий в Нюрнберге процесс военных преступников: Браухич служил не за страх, а за совесть. Не его вина, а беда фюрера в том, что военный талант будущего фельдмаршала оказался востребованным не в полной мере — Гитлер не сумел оценить масштабность личности фон Браухича и даже не пытался правильно понять его.

Через неделю после моего вступления в новую должность последовал срочный вызов в штаб—квартиру фюрера в Бергхофе без объяснения причин. 12 февраля 1938 г. адъютант сопроводил меня в рабочий кабинет Гитлера. Фюрер сказал, что примерно через полчаса ждет у себя федерального канцлера Австрии Курта фон Шушнига. Он уже давно собирается поговорить с ним искренне и доверительно, смягчить возникшую напряженность и разрешить наконец противоречия в отношениях между двумя братскими народами. Он вызвал меня для того, чтобы Шушниг увидел в его ближайшем окружении профессиональных солдат — с минуты на минуту из Мюнхена должны подъехать Рейхенау и Шперле. Генералы произведут на нашего гостя должное впечатление. Целый день мы изнывали от безделья, но в переговорах с фон Шушнигом участия так и не приняли. Если предмет переговоров был нам в основном известен, то о частностях мы узнали только во второй половине дня, во время церемонии так называемого «полночного чаепития». На процессе это подтвердил и тогдашний госсекретарь министерства иностранных дел Австрии Гвидо Шмид.

Я и два присутствовавших в Бергхофе генерала прекрасно понимали, что одно только наше присутствие оказывает психологическое давление на австрийцев. Я с огорчением подумал тогда, что впервые в жизни не просто играю предписанную мне кем—то роль, но и выступаю в виде некоей «политической декорации». Это ощущение только усилилось после того, как во второй половине дня по просьбе австрийской делегации был объявлен небольшой перерыв для внутренних консультаций и Гитлер вызвал меня к себе. Все было разыграно, как по нотам! Шушниг не успел сделать и двух шагов по коридору, как из кабинета раздался оглушительный вопль Гитлера: «Генерал Кейтель!.. Где Кейтель?.. Срочно вызовите его ко мне…» Я переступил порог кабинета, который только что покинул австрийский канцлер, в ожидании соответствующих приказов. Гитлер был сама любезность: «Проходите… Присаживайтесь… Пока приказов нет…» Мы провели около 10 минут в индифферентной беседе, затем я снова был свободен. О том, какое впечатление произвело это на Шушнига и австрийцев, показал процесс.

Эту ночь мы провели в шале фюрера — лично я в первый и в последний раз за все годы нашей совместной работы. Уже на рассвете я выехал из Бергхофа в Берлин для выполнения приказа Гитлера «разработать вместе с Канарисом и Йодлем комплекс мероприятий по введению австрийцев в заблуждение». Переговоры закончились вполне успешно — не было и речи о каких—либо приготовлениях военного характера, о чем я и проинформировал главнокомандующего сухопутными силами.

Тем неожиданнее для нас стал приказ Гитлера от 10 марта 1938 г. вступить на территорию Австрии. Меня вызвали в рейхсканцелярию и вкратце сообщили о том, что фюрер считает переговоры с австрийцами сорванными, поскольку Шушниг назначил плебисцит по вопросу о независимости Австрии, и видит единственный выход из создавшегося положения в военной интервенции.

Я предложил главнокомандующему сухопутной армией и его начальнику генштаба срочно выехать к Гитлеру и получить приказы непосредственно от него, поскольку прекрасно понимал, что Бек откажется выслушивать их от меня. Фон Браухич находился в служебной командировке, поэтому вместе с Беком в рейхсканцелярию отправился я. Гитлер сразу же пресек все поползновения и поставил Бека на место — тому не осталось ничего другого, как подчиниться и уже через несколько часов доложить мне о том, какие силы может выставить армия к утру 12 марта. 11 марта, ближе к вечеру, после многочасовых консультаций и согласований фон Браухич получил подписанный приказ о подготовке к маршу.

В этот день я вернулся домой около 20.00, совершенно упустив из виду, что еще три недели тому назад мы с супругой отправили приглашения и вечером 11 марта ожидаем прихода гостей. Среди множества гражданских и военных визитеров совершенно случайно оказались австрийский посланник Таушиц и военный атташе генерал—майор Поль. Австрийские господа вели себя весьма непринужденно и не имели ни малейшего представления о том, что произойдет через несколько часов. Совершенно незапланированно званый вечер превратился в прекрасную маскировку военной операции.

Ночь на 12 марта стала настоящим мучением для меня. С промежутком в несколько минут мне звонили старшие офицеры генерального штаба сухопутной армии, фон Браухич и, наконец, около 04.00 начальник штаба оперативного руководства вооруженными силами Макс фон Вибан. Все без исключения заклинали меня добиться у фюрера отсрочки предписанного марша. Естественно, мне и в голову не приходило передать подобную благоглупость Гитлеру. Вначале я невнятно обещал сделать что—нибудь и предпринять необходимые шаги, потом стал сразу же отказывать своим ночным собеседникам и попросту вешать трубку. Адольф Гитлер так никогда и не узнал о панике, царившей в рядах генералитета накануне аншлюса. Даже трудно представить себе, какой взрыв эмоций вызвал бы мой рапорт, исключительно по этой причине я решил тогда поберечь нервы фюрера и армейского генералитета.