Фидель Кастро - Размышления команданте

Моя жизнь складывалась совсем иначе. Почта с ее телеграфными клавишами и маленькая публичная школа в Биране были единственными учреждениями поселка, не являвшимися собственностью моего отца; все остальное имущество и заведения, имевшие хоть какую-нибудь материальную ценность, принадлежали дону Анхелю. По этой причине я смог учиться в школе. Мне никогда не приходилось бывать в Аракатаке – городке, где родился Габо, хотя я и имел удовольствие отпраздновать вместе с ним мое 70-летие в Биране, куда я его пригласил.

По счастливой случайности, когда по нашей инициативе в Колумбии в 1948 году готовился Латиноамериканский студенческий конгресс, столица этой страны стала местом проведения саммита американских государств в целях создания Организации американских государств (ОАГ) по указке США.

Колумбийские студенты оказали мне большую честь, представив меня Гайтану. Он выразил нам поддержку и вручил брошюры с текстом «Молитвы миру» – это была речь, произнесенная по случаю Марша молчания, впечатляющего многолюдного шествия, состоявшегося в Боготе в знак протеста против убийства крестьян колумбийской олигархией. В том марше участвовал и Габо.

Херман Санчес (в настоящее время посол Кубы в Венесуэле) – приводит в своей книге «Прозрачность Эммануэля» фрагменты из рассказа Габо об этом эпизоде.

На этом случайности заканчиваются.

Наша дружба продолжается уже много лет, и за это время у нас состоялись сотни бесед, для меня очень занимательных. Я встречаюсь с Гарсиа Маркесом и Мерседес всякий раз, как они приезжают на Кубу – чаще раза в год, – эти разговоры позволяют снять то напряжение, с которым постоянно живет руководитель Кубинской революции.

В самой Колумбии по случаю проведения IV Иберо-американского саммита хозяева организовали прогулку в конном экипаже по старинным сооружениям Картахены – этой своеобразной Старой Гаване, охраняемой как историческая реликвия. Товарищи из кубинской службы безопасности говорили мне, что участвовать в этой прогулке нецелесообразно. Я решил, что они проявляют чрезмерную предосторожность, поскольку не получили конкретных данных. Я всегда уважал их профессионализм и сотрудничал с ними.

Я подозвал Габо, стоявшего поблизости, и в шутку сказал ему: «Садись в экипаж с нами, чтобы в нас не стреляли!». Он так и сделал. Мерседес, которая осталась в другом экипаже, я в том же шутливом тоне добавил: «Ты будешь самой молодой вдовой». И она этого не забыла! Лошадь двинулась в путь, прихрамывая под тяжестью груза, ее копыта скользили по мостовой.

Потом я узнал, что в Картахене случилось то же самое, что в Сантьяго-де-Чили, когда телевизионная камера с установленным в ней автоматом была нацелена на меня во время интервью, которое я давал журналистам, однако наемный убийца, управлявший ею, не осмелился выстрелить. В Картахене убийцы сидели в засаде, вооруженные винтовками с оптическим прицелом и автоматами, и рука того, кто должен был нажать на курок, снова дрогнула. Предлогом было то, что голова Габо заслоняла им цель.

Вчера, во время нашей беседы, я вспомнил об этом, и мы начали вспоминать с Габо и Мерседес – олимпийской чемпионкой по запоминанию дат – множество событий, свидетелями которых мы были и на самой Кубе, и за ее пределами. Мы обсудили Фонд нового латиноамериканского кино, созданный на Кубе под руководством Гарсиа Маркеса. Этот клуб располагается в старинной усадьбе «Санта-Барбара» – историческом месте, где в первой трети прошлого века происходило множество положительного и отрицательного. Мы поговорили и о Школе нового латиноамериканского кино, которой руководит этот Фонд, – Школа находится под Сан-Антонио-де-лос-Баньос.

Мы вспоминали Бирри [30], длинная черная борода которого сегодня стала белой как снег, и многих других известных кубинцев и иностранцев.

Габо снискал восхищение в моих глазах, когда я увидел, что он способен организовать работу Школы, не упустив ни одной мелочи, ни одной детали. А я раньше с предубеждением считал, что он – человек сугубо интеллектуальный, с развитой фантазией, и не знал, насколько реалистичен его ум.

В разговоре нам вспомнились десятки событий на Кубе и в других местах, свидетелями которых мы были оба. Сколько всего произошло за десятки лет нашего знакомства!

Разумеется, отведенных на общение двух часов нам не хватило. Мы встретились в 11.35. Я пригласил Габо и Мерседес пообедать – за последние два года я не предлагал этого никому, так как мне обычно было не до этого. Мне вспомнилось, что в этот день я решил отложить дела и отдохнуть, поэтому приглашение на обед возникло как импровизация. Все получилось прекрасно. Они пообедали, а мне пришлось соблюдать особую диету, ни на йоту не отклоняясь, – не для того, чтобы жить дольше, а для того, чтобы жить продуктивнее.

Эти двое, как только вошли, сразу вручили мне небольшой приятный подарок, завернутый в красивую яркую бумагу. В пакете лежало несколько томиков книг – размером чуть больше открытки, но не такие вытянутые по форме. В каждом из томиков было 40–60 страниц, покрытых мелким, но разборчивым шрифтом. Это были тексты речей, произнесенных в Стокгольме пятью лауреатами Нобелевской премии по литературе, получившими эту награду за последние 60 лет. «Теперь у тебя есть что читать», – сказала мне Мерседес, протянув пакет с книгами.

Габо и Мерседес ушли от меня в пять часов вечера, но перед этим я попросил их рассказать что-нибудь еще. «С вами я провел несколько самых приятных часов с тех пор, как два года назад заболел», – сказал я им не колеблясь. Это было искреннее выражение моих чувств.

«У нас будет возможность встретиться еще раз», – ответил Габо.

Мне было любопытно взглянуть на подарок, и чуть позже, на прогулке, я попросил одного товарища принести мне подарок. Мир в последние несколько десятилетий сильно изменился, и мне было интересно узнать, что думали блестящие писатели, которые жили до нынешнего бурного и нестабильного времени, переживаемого человечеством.

Вот эти пятеро нобелевских лауреатов, чьи выступления были представлены в маленькой книжной серии (когда-нибудь их прочитают наши соотечественники):

Уильям Фолкнер (премия 1949 года);

Пабло Неруда (премия 1971 года);

Габриэль Гарсиа Маркес (премия 1982 года);

Джон Максвелл Кутзее (премия 2003 года);

Дорис Лессинг (премия 2007 года).

Габо не нравилось произносить речи. Помню, как он готовился к нобелевской речи много месяцев, выражая недовольство тем, что ему придется выступать при получении премии. Не лучше было и с кратким выступлением на торжественном ужине после вручения премии. Если бы писательство не было его ремеслом, то он, наверное, получил бы инфаркт от этих забот.