Сати Спивакова - Не всё

В тот момент в мыслях своих я жгла все те письма, что в свое время не смогла или не успела написать Башмету. Потому что знаю, как легко сломать человеческие отношения и как трудно их построить. Еще труднее — сохранить. Когда закончился долгий ужин после концерта, отзвучали тосты, разошлись гости, далеко за полночь я наблюдала забавную идиллическую картину: за огромным опустевшим столом сидели, прижавшись головами друг к другу, Володя и Юра и о чем-то шептались долго-долго. Надеюсь, что не в последний раз. Война окончилась, господа!

МАЭСТРО ИЗ ДАВЫДКОВА

Помню, во время гастрольного тура «Виртуозов Москвы» по Германии, кажется, это было в конце 80-х годов, мы с Володей сидели в холле одного из очередных отелей. И вдруг к входу подъехал лимузин, из которого вышел человек в странном наряде: на нем была вязаная лыжная шапочка, старый-старый синий тренировочный костюм, как из «Военторга». Все это дополнялось обувью, похожей на голландские сабо. Он стал вытаскивать из багажника сначала чемодан, а потом — рыбацкие снасти.

— Смотри, это Светланов, — сказал мне Володя.

В то время я еще не была с ним знакома, а посему не могла знать, что Светланов — заправский рыбак. Это его вторая страсть — после музыки.

Отношения Светланова с Володей проходили разные этапы. Одно время он был очень обижен, потому что несколько музыкантов из Госоркестра ушли к Спивакову в момент создания «Виртуозов Москвы». Но человек он не злопамятный, хотя обидчивый. И очень поддается чужому влиянию. К сожалению, временами это влияние бывает не самым позитивным. Может быть, в молодости было иначе, но с годами, как это часто случается с талантливыми людьми, он оказался беспомощным и совершенно неприспособленным к жизни. Весь груз принятия решений лежит на его жене, Нине Александровне. Мы стали общаться со Светлановым в тот период, когда напрямую с ним говорить уже было нельзя. Нужно было общаться с Ниной Александровной, а она, так и быть, передавала ему то, что сочтет нужным. Если она вас допустит до Евгения Федоровича — это большое достижение. Подойти к нему можно, но говорить — только в ее присутствии. Нина — человек, мягко говоря, непростой, довольно субъективный в своих оценках и рабски преданный Светланову. Но из-за этой своей преданности она часто неспособна отличить правду от неправды, разумное от неразумного. Отношения у меня с ней никогда не складывались, да я и не стремилась, чтобы сложились, хотя это мешало моему общению с выдающимся музыкантом. К Светланову у меня всегда было чувство нежности, смешанной с восхищением, чего я выразить никогда не могла, поскольку не имела такой возможности. Однажды я пришла за кулисы после концерта в Москве. Когда мы с Володей подошли к дверям артистической, появилась Нина Александровна и сказала:

— Проходи, Володечка. А вам нельзя — он голый, — и пихнула меня в грудь.

Поскольку это был период, когда Володя очень много и тесно сотрудничал со Светлановым, мне показалось, с ее стороны не совсем прилично выталкивать из артистической не случайную поклонницу, а жену коллеги. Тем более что видеть полуголого артиста после концерта мне доводилось не раз: ничего принципиально нового! Это была моя первая и последняя попытка подойти к Евгению Федоровичу и выразить ему все, что я чувствую.

А чувствовала я всегда после его концертов необыкновенное душевное обновление. Когда он дирижирует — это такая мощь, что не задаешь себе вопроса, как это происходит, просто следуешь за этим огромным потоком, сметающим все на своем пути. У него всегда очень четко вырастают кульминации в музыке. В его исполнении «Поэма экстаза» Скрябина — ни с чем не сравнима. Или когда он дирижирует симфонии Малера… Кстати, на Западе ему не давали дирижировать Малера, там бытует мнение, что русский дирижер должен дирижировать русскую музыку — Чайковского, Мусоргского, но не западных композиторов. Впервые во Франции Светланов продирижировал Малера на фестивале в Кольмаре. Володя дал ему карт-бланш, приехали импресарио, продюсеры, все увидели этот фейерверк. Когда оркестр стал впоследствии пинать Светланова, я вспомнила, как ко мне подошла на том концерте одна виолончелистка, раскрасневшаяся от восторга, и сказала:

— Все-таки какой же у нас шеф! Замечательный!

Похвала от самих оркестрантов дорогого стоит. Оркестрантов вообще ничем нельзя удивить. Те, кто, к примеру, изо дня в день видели перед собой Караяна, Аббадо, привыкают, им кажется — это нормально.

Наша встреча в Кольмаре была связана с очень забавной историей. Когда наконец мы получили согласие на приезд Светланова на фестиваль, надо было выполнить множество мелких и крупных условий агентов маэстро. Комната в гостинице должна была быть с абсолютно светонепроницаемыми шторами, окна надо было чуть ли не заклеить черной бумагой, чтоб ни один луч света не проникал, так как он не переносит дневного света. Комната Нины Александровны должна быть точно под его, чтобы, проснувшись, он мог постучать палкой и она бы тут же явилась на зов. По меню были требования, сильно отличающиеся от французских правил и распорядков. Хозяйка нашей гостиницы, этакая Мирандолина, лично следящая за каждым номером, суетилась изо всех сил. В этом отеле каждый номер носит имя композитора, кто-то живет в «Бахе», кто-то в «Генделе», в «Вагнере». Хозяйкой продумано все до крючка и мыльницы, она — немка, обожающая порядок. Светланов приехал уставший и тут же удалился к себе. Стояло жаркое лето. И в речушке, текущей под окнами гостиницы и называемой Маленькой Венецией, дико квакали лягушки. У них был какой-то брачный месяц, пора любви, в которой они объяснялись друг другу. Крики раздавались душераздирающие, нечеловеческие. Вова сказал:

— Ты увидишь, в каком настроении он встанет завтра. Я знаю его характер может развернуться и уехать.

Всю ночь хозяйка гостиницы бегала по берегу с огромным сачком, пытаясь поймать лягушек и гоняя их. Всю ночь мы не спали, с ужасом прислушиваясь к лягушачьим серенадам.

Наутро Светланов спустился к завтраку в благодушнейшем настроении, в сиреневой шелковой рубашечке, тихо попросил себе чаю. На осторожный вопрос, как он спал, отвечал:

— Замечательно.

Тогда я задала прямой вопрос:

— Неужели вам не мешали лягушки?

— Ну что вы! Сатенька, я обожаю эти звуки. Вы знаете, у меня с лягушками связаны ностальгические воспоминания. — И, нежно посмотрев на свою супругу, добавил:

— Дело в том, что, когда я сбежал к своей Ниночке, она жила в селе Давыдково, где протекала река Сетунька. Так там всю ночь квакали лягушки.

Мы не успели придумать, что специально заказали ему лягушек.