Анна Старинова - Наша союзница – ночь

На следующий день Валенсуэла заглянул к нам в школу. После бессонной ночи под глазами у него появились темно-желтые пятна, но он был как всегда спокоен.

– Сам не ожидал, Луиза, что мы так быстро проведем спасательные работы.

Он вытер пот с лица и продолжал:

– Замечательный народ! Как работали все! Мятежники просчитались и заплатят, дорого заплатят за свои преступные действия, – говорил он убежденно.

Работники провинциального комитета партии бывали у нас частыми гостями, и всеми нашими успехами в усилении ударов по коммуникациям противника, по созданию и изготовлению нужных нам специальных средств мы во многом обязаны их самому активному участию и помощи. Все, что нужно было школе и можно было достать в провинции, она имела в достаточном количестве. А те материалы, которых не оказалось в Хаене, мы с помощью провинциального комитета партии получали в других городах.

Незабываемые встречи

Однажды в марте 1937 года мне позвонил полковник Кольман.

– Луиза, приезжайте срочно! Из Валенсии прибыло начальство.

– Здравствуйте, Луиза! – поздоровался вышедший навстречу статный, явно военный человек с тонкими чертами лица, в испанской куртке с молнией.

– Рад сообщить вам приятную весть: вас представили к награде вторым орденом, орденом Красного Знамени[33].

– Служу Советскому Союзу, – ответила я.

– Ну а теперь давайте обмоем! – предложил Кольман и повел нас в комнату, где Кончита красиво сервировала стол.

Прибывший начальник – тов. Григорович, он же Г.М. Штерн[34] вел себя так, что в его присутствии все чувствовали себя свободно, как это бывает среди добрых друзей.

– Разрешите спросить, почему меня награждают уже вторым орденом, а Рудольфо Вольфа нет? Ведь он очень много сделал того, что не может остаться не отмеченным наградами?

– Его тоже представили, и вы можете передать ему. Я очень жалею, что его нет в Хаене, и до сего времени я только слышу о нем, но ни разу его не видел.

Подняли тост за процветание нашей Родины, за скорый и полный разгром мятежников и фашистских интервентов. Неожиданно Григорович спросил меня:

– А как вы, Луиза, смотрите на возможность вашего перехода к полковнику Кольману, вы знаете, как ему трудно, а Рудольфо обойдется и без переводчика.

Перспектива этого перехода меня соблазнила, мне нравилось работать у энергичного и весьма симпатичного полковника Кольмана, но к тому времени я уже не мыслила своего пребывания в Испании вне коллектива партизан-диверсантов, да и они привыкли ко мне. Я растерялась и молчала.

– Вас не устраивает новая работа? – спросил Григорович, ласково глядя на меня.

– Я не ожидала такого поворота в своей судьбе и так привыкла к своим боевым друзьям, что не представляю себе, как смогу с ними расстаться. Очень прошу меня оставить в отряде, а когда будет очень нужно, я поеду с полковником Кольманом в качестве переводчицы, – ответила я и сама поразилась своей смелости.

– Плохо поставлено у вас дело с кадрами, товарищ Кольман, – заметил Штерн. – До сего времени не могли привлечь к своей работе Луизу.

– Я вас понимаю, – сказал Григорий Михайлович, обращаясь ко мне, – и вполне согласен с вами. Хорошо, что вы так привязаны к своему коллективу. Что ж, уважим вашу просьбу и не будем отрывать вас от партизан, но когда ваша помощь Вильгельму Ивановичу будет особенно нужна, помогите и ему!

Я увидела явно обиженное лицо полковника Кольмана, но была довольна, что так и не состоялось новое назначение. Мы еще долго сидели, беседовали. Григорий Михайлович ознакомил нас с международным положением, рассказал об обстановке в Испании.

– На испанской земле, – говорил он, – решается судьба не только Испании, но и в значительной мере определяется ближайшее будущее Европы.

Видя, как внимательно мы слушаем, Григорович продолжал.

– Тяжело испанскому народу, трудности заключаются не только в военной интервенции, в блокаде, но в отсутствии необходимого единства в рядах рабочего класса, особенно во вредной, исключительно вредной деятельности анархистских и троцкистских раскольников. Правые социалисты и многие лидеры буржуазных республиканских партий боятся революции, боятся социального прогресса. Растущие масштабы иностранной интервенции, а также неудачи республиканских войск, особенно падение Малаги, усиливают колебания среди непоследовательных и нерешительных участников Народного фронта, вызывая у некоторых из них пораженческие настроения, даже стремление к компромиссу с врагом.

Сделав небольшую паузу, Григорович продолжал:

– Испанская революция продемонстрировала огромную созидательную роль коммунистической партии. Идеи Народного фонта в Испании доказали их жизненную силу. Трудящиеся республиканцы, социалисты, коммунисты, даже рядовые националисты и анархисты проявляют мужество и героизм, самоотверженность в борьбе против фашистских интервентов и мятежников. Коммунистической партии удалось добиться создания регулярной армии с централизованным управлением, налаживается работа военной промышленности, идет борьба за усиление бдительности, дисциплинированности, за усиление обороноспособности и наступательной способности войск, и мы должны, используя наши знания и опыт, всемерно помогать испанскому народу в отражении нашествия фашистских интервентов. И наши люди, наши добровольцы своими боевыми делами доказывают, что советский народ всюду выполняет свой интернациональный долг, выполняет его и здесь, в Испании.

И Григорович предложил тост:

– За тех, кто, не щадя жизни, дает врагу отпор!

Родина не забывает тех, кто сражается против фашизма в Испании. Вам известно, что 1 января 17 советским летчикам и танкистам за мужество и доблесть, проявленные в обороне Мадрида, присвоено высокое звание Героя Советского Союза? Они вместе с отрядами народной милиции, солдатами республиканской армии и интернациональных бригад отстояли Мадрид и сорвали все планы интервентов и реакции. Впереди еще много сражений, но мы смело смотрим в будущее.

В интербригадах сражается цвет пролетарских сил. Многие погибли в боях против фашистских орд, но велики их заслуги, и их подвиги не забудет испанский народ, не забудут и трудящиеся всего мира.

Прощаясь, он еще раз поздравил меня с предстоящей наградой.

– Осталось меньше восьми месяцев до празднования двадцатилетия Великого Октября. Надеемся, что к тому времени будут разгромлены мятежники, и мы соберемся и отметим эту знаменательную дату в торжественной обстановке, – сказал Григорович.

Но пожелания его, к сожалению, не сбылись. Не удалось разгромить фашистов и мятежников.