Кирилл Андреев - Три жизни Жюля Верна

Незнакомец очень скоро подружился с двумя рыбаками, пенсионерами французского военного флота. Александр Лелонг, или просто Сандр, бывший боцман, был участником крымской, и итальянской кампаний. Биография Альфреда Берло была более запутанной: по его словам, он объехал весь свет – все известные и неизвестные его части, – сражался с дикарями и даже побывал в плену у канаков, которые собирались его съесть…

Новые друзья учили мальчика ловить креветок и рассказывали своему гостю нормандские легенды и старинные матросские небылицы о морском змее. Они показывали ему то место, откуда отправился в свое последнее плавание амьенский инженер Пети, построивший подводный корабль и погибший на нем в 1850 году.

Креветки были главной добычей местных рыбаков. Они называли свои лодки с открытой кормой и широким корпусом «кузнечиками». Одна из таких шхун стояла на якоре, недалеко от берега, а на рее у нее красовалось объявление: «Продается. Спросить у мсье Рене».

Незнакомец заинтересовался. Старый Сандр был призван в качестве советчика и консультанта, и после его тщательного и придирчивого осмотра и долгой торговли сделка была совершена. С помощью местного плотника, единственного в Ле Кротуа, меньше чем в месяц рыбачья лодка была превращена в некоторое подобие яхты. В честь небесного покровителя нормандских рыбаков, а может быть, здесь всплыло воспоминание об учительнице с Монмартра, суденышко получило имя «Сен-Мишель», чему немало радовался маленький сын нового хозяина, а на первой странице судового журнала корабля гордо красовалась надпись: «Судовладелец и капитан – Жюль Верн».

Писатель в это время находился на вершине своей славы. Его герои уже совершили путешествия на воздушном шаре в Центральную Африку, побывали в центре Земли, облетели вокруг Луны. Вместе с капитаном Гаттерасом они открыли Северный полюс и в поисках капитана Гранта объехали вокруг света. Теперь сам писатель стал капитаном, и это звание в иные минуты было для него, быть может, дороже его литературной славы.

Его любимый корабль представлял собой соединение яхты и рыбачьей лодки. Если для жителей Ле Кротуа «Сен-Мишель» все еще оставался «кузнечиком», то для нового владельца это было воплощение многолетней мечты, ставшие реальными грезы детства и юности.

Восемь тонн водоизмещения, впереди кубрик – вернее, дыра для команды, на корме – каюта для капитана и пассажиров высотой и шириной меньше полутора, длиной около двух метров, разве этого мало для человека с воображением? Правда, обставлена каюта была не слишком роскошно: две лавки с тюфяками из морской травы – сиденья днем и спальные койки ночью, доска на шарнирах, заменяющая письменный стол, и висячий шкаф, где хранились судовой журнал и «корабельная библиотека», состоящая из астрономического альманаха, морских карт и нескольких географических словарей…

В матросском берете и простой блузе из толстого синего сукна или вязаной фуфайке в ясные дни, в непромокаемом плаще и клеенчатой рыбацкой шляпе в непогоду, «капитан Верн» вел журнал плавания, определял по солнцу местоположение судна и наносил его на карту, следил за «хронометром» и, стоя на крохотном «мостике», как было принято именовать палубу, с достоинством командовал своим экипажем, состоящим все из тех же двух рыбаков – Лелонга и Берло, молчаливо взирающих на мир с флегматичностью истых морских волков.

Очень часто встречные корабли первыми салютовали маленькому паруснику, храбро пробирающемуся между волнами, а капитаны пакетботов выкрикивали в рупор слова привета. Эти знаки внимания относились, конечно, не к «Сен-Мишелю», а к его владельцу. И «капитан Верн» неизменно вежливо отвечал им, салютуя своим собственным флагом – трехцветным со звездой.

Порядок на судне царил образцовый, матросы беспрекословно исполняли приказания своего командира, но лишь до поры до времени. Стоило разразиться шторму, как седой Сандр брал на себя команду, а разжалованный капитан вместе с Альфредом крепил паруса, тянул снасти, становился у штурвала, подчиняясь всем приказаниям, произносимым хриплым голосом старого морского волка…

Экипаж обожал своего капитана, «у него только один недостаток, – говаривал Сандр, – он ничего не понимает в рыбной ловле и не считает рыбу пойманной, до тех пор пока она не очутилась у него на вилке. Он, правда, не запрещает нам забрасывать удочки и даже сети, но в „Сен-Мишеле“ есть, должно быть, что-то роковое. Когда мы ловим со своих рыбачьих судов, то ловим любую рыбу, она хватает всякую приманку. Тут, на яхте, корми ее хоть трюфелями, – не берет! И при каждой нашей попытке он еще смеется над нами».

«Однажды, когда „Сен-Мишель“ лавировал у мыса Антифер, мы забросили свои удочки, и, наконец, рыба клюнула. Удочка дрогнула, мы вытащили ее, и на крючке оказалась крупная макрель – первая макрель, которую нам удалось увидеть со дня отплытия. Вы представляете себе, как мы были довольны! Мы поглядели на капитана, торжествуя, что убедили его наконец. Он улыбался и молчал. Макрель лежала на палубе. Альфред взял ее за жабры и хотел снять с крючка. Бац! Этот дьявол вдруг ударил хвостом, отцепился сам от крючка и прыгнул за борт. Такая досада! А капитан надрывался от смеха. Так мы и не доказали ему, что не только та рыба твоя, которая у тебя на вилке!»

Когда наступала осень, писатель с помощью экипажа и местных рыбаков вытаскивал свою яхту на берег и отправлялся в Париж. Но каждую весну он неизменно снова возвращался в рыбачью деревушку Ле Кротуа.

«Сен-Мишель» обычно крейсировал вдоль побережья, от берегов Бретани на юге до северных берегов Франции, заплывая иногда в бельгийские и голландские воды. Изредка он даже отваживался пересекать пролив и посещать меловые берега Англии. Однажды во время подобного рейса у устья Темзы мимо них промчалось чудовищное видение – корабль с пятью трубами и шестью мачтами, знаменитый и несравненный «Грейт Истерн».

Во время этих летних плаваний на любимой яхте Жюль Верн, сидя в своей тесной, похожей на карцер, каюте, много работал. И в ясные утра, когда первый луч восходящего солнца, пронизывающий толщу океана, окрашивает все в зеленый цвет, в прозрачные вечера, свежие от берегового бриза, в короткие летние ночи, украшенные жемчужной лентой Млечного Пути и вышитые созвездиями, в долгие дни, – одни лишь моряки знают, какими длинными они кажутся, – писателя посещали мечты.

О чем мог он думать, лежа на палубе, рядом с маленькой медной пушкой, предметом любви и гордости маленького Мишеля? Что чудилось ему, когда он пристально всматривался в зеленые волны? Видел ли он в глубине моря необыкновенный подводный корабль в ореоле электрического сияния? Проносились ли над его головой чудесные воздушные и межпланетные корабли? Или он рисовал в своем воображении идеальный остров-коммуну где-то в Тихом океане или преображенный мир будущего?