Д. Константинов - Я сражался в Красной Армии

Глядите! — и он показал мне рукой в сторону. В метрах трехстах, — параллельно шоссе, медленно, как бы ощупывая местность, двигались черные рослые фигуры.

— Ну, ребята, быстро через болото — в лес бегом…. — скомандовал я и двинулся вперед.

Это был какой то марафонский бег. С трех сторон по нас стреляли немецкие автоматчики; пули свистели вокруг и, с каким то противным хлюпаньем, вонзались в болотные кочки.

Когда мы подбежали к лесу, силы у меня иссякли. Я упал на землю и с жадностью начал пить мутную болотную воду. Бежавшие со мной солдаты, подхватив, втащили меня в лес.

Немцы отстали. Мы медленно двигались по какой то лесной дороге, потом по прогалине, потом еще где то и, наконец, попали в небольшой лесок, наполненный беглецами из разбитых дивизий.

Здесь были и здоровые и раненые, представители всех частей и подразделений. Появился откуда то командир нашего полка и начал «организовывать» оборону. Внезапно налетевшие аэропланы стали обстреливать лес из пулеметов.

Через час немецкие передовые части подошли к нашему лесу. Убедившись, что он наполнен бежавшим противником, они не стали вступать в бой, а начали обтекать рощу с двух сторон, направляясь дальше на восток. Мы видели, как мимо шли немецкие тяжелые танки, артиллерия, пехота, как расхаживали по шоссе немецкие офицеры, прекрасно видевшие все, но не обращавшие на нас ни малейшего внимания.

В нашем импровизированном бивуаке творилось что то невероятное. Кто то окапывался, готовясь к «обороне», кто то, неистово ругался, «обкладывая», не стесняясь высшее начальство (и надо добавить, что совершенно справедливо); раненые стонали и требовали помощи; офицеры бегали, что то стремясь сделать; но делать было уже поздно. Командир полка ходил, стараясь уговорить солдат сопротивляться и, как то поднять их дух. Но они даже его не слушали.

Мне говорили, что командир покончил самоубийством и надо сказать, что совершенно напрасно, ибо он был абсолютно невиновен в случившемся. Кончить самоубийством давно бы следовало кому то другому, истребившему в этой войне миллионы россиян.

Видя эту угнетающую картину и понимая, что здесь кроме неожиданных эксцесса и непоправимых ошибок — ничего не будет, а сделать что либо уже было нельзя, я договорился со своими красноармейцами, что вечером, когда стемнеет, мы попытаемся покинуть лес, и отправиться дальше одни, с тем, чтобы самостоятельно, без давления всяких начальств решать самим свою судьбу: или попытаться перейти через линию фронта обратно к «своим», или сдаться в плен.

Стреляться ни я, ни кто либо другой, во всяком случае, не собирались…. Я прекрасно знал, что почти все мои красноармейцы втайне мечтают о плене и не хотят идти обратно, но боятся об этом открыто сказать. Я их превосходно понимал, но не давал понять им этого, чтобы не смущать людей, в силу сложившиеся обстоятельств, получивших, наконец, возможность без особого риска для жизни, избавиться от надоевшего им режима. Кроме того, всегда возможны были и в этой обстановке всякого рода предательства и провокации, а поэтому, надо было соблюдать максимум осторожности во всех отношениях.

Я считал правильным помочь в этой обстановке также и тем, кто хотел, по тем или иным соображениям вернуться обратно и кого иные перспективы никак не устраивали. Достаточно напомнить, хотя бы то, что среди военнослужащих было некоторое количество евреев, которым в плен к немцам, понятно, попадать совсем уже не следовало.

Поговорив с моими солдатами и предложив им присоединить к нам еще желающих действовать самостоятельно, я стал внимательно изучать карту местности, чтобы не путаться в темноте по лесам и болотам.

Вечером, в полной тьме, мы вышли из лесу. К нам присоединилось человек десять — двенадцать, так, что у меня получился целый взвод. Остальные бывшие в лесу, тоже вышли двумя группами и исчезли в темноте.

Темная! весенняя ночь……

Мы, почти ощупью, стараясь не шуметь, шли, стремясь отделиться от остатков дивизии, перейти линию восточной железной дороги и выйти к реке. Все время над нами летали немецкие разведчики и бросали снопы ракет, заставлявших нас ложиться на землю. Слышно было, как в ближайшей деревне перекликались немецкие часовые. Один из них, услышав шум от нашего передвижения — открыл огонь.

Тихо прокравшись около какой то деревни, — выходим к железнодорожному полотну……

Справа послышались голоса. Мы легли ничком на землю. В двух шагах от нас прошел немецкий патруль, не заметив нас. Немцы о чем то разговаривали и смеялись.

Помню, как до меня донеслась следующие фразы:

— Kriegen wir heute Nacht ein Dach ueber dem Kopf?

— Glaube ich nicht, heute ist der Teufel hier los, ueberall streichen die

Reste der geschlagener russischen Truppen umher!

(перевод, ldn-knigi: — будем ли мы этой ночью иметь крышу над головой?

— недумаю, сегодня тут черт знает что творится, всюду шляються остатки разбитых русских частей)

Мы их не слушали….

Дождавшись, когда их шаги и голоса замолкли вдали, мы тихо, ползком поднялись на насыпь, переползли полотно и спустились вниз. Попав в глубокую канаву, полную воды, — вышли на какое то обширное болото и стали его переходить. Болото уже кончалось. Впереди стал вырисовываться лес. Еще немного и мы вылезем, наконец, из воды…

— Стой! Кто идет? — раздался окрик на немецком языке.

Мы легли… Щелкнул затвор несколько пуль пролетело над нами. Мы лежали не двигаясь. Было слышно как немцы переговаривались между собой.

Прошло минут пятнадцать… Начинаем потихоньку отползать в сторону… Еще немного, еще… Встаем и в полной тишине обходим лес.

Снова поля. Справа виден свет; видимо догорает какое то пожарище или большой костер. Подходим ближе. У костра сидят люди. Посылаю узнать кто это? Оказывается немцы.

Сворачиваем куда то и попадаем снова в лес. Около густого ельника мерцает слабый огонек. Землянка… От нее идут провода. Слышна немецкая речь. Охраны никакой. Снова уходим в сторону. Едва ли целесообразно встречаться и разговаривать с немцами глубокой ночью.

Фронт уже совсем близко. Ракеты взлетают почти над головой.

Слышно ржанье и конский топот. В свете ракет видим оседланную белую лошадь, которая галопом носится одна по лесу. Над головой с шипением летят советские мины. Слышны слова немецкой команды. Где то поблизости, по-видимому, стоит немецкая минометная батарея.

Лес кончается. Перед нами, озаренное заревом поле. На краю деревни горит огромный сарай. Стараясь находиться в тени, проходим мимо него. Однако, нас замечает немецкий часовой, стоявший около одного из домов. Тревоги он не подымает, но быстро прячется в дом. Когда мы прошли, он вернулся на свое место.