Андрей Черныш - На фронтах Великой войны. Воспоминания. 1914–1918

Противник точно вымер. Никакого почти ответа с его стороны, что нас немало удивляло. Если пехота боевой полосы молчала, – было естественно: она загнана была ураганом нашего огня в свои «лисьи норы» и всевозможные убежища; да и целей-то для стрельбы еще не было. Но поразительно было молчание и его артиллерии: некоторые из наших батарей, как упомянутая выше 2-я, да и некоторые другие, были слабовато маскированы, а своей ураганной стрельбой выдавали свое расположение. И ничего! Лишь несколько выстрелов было с ее стороны по 2-й батарее и наблюдательному пункту штаба дивизии, где иногда на поверхности бродили люди, и противник мог допустить, что отсюда мы наблюдаем за боем.

Объяснялось все это просто, как узнали мы после боя от пленных. В самом уже начале боя наша артиллерия уничтожила связь с передовыми наблюдателями, и восстановить ее было невозможно под таким огнем. 2-я мортирная батарея, бомбардировавшая наблюдательный пункт из бетона на высоте 256, наделала также много, хотя «памятника» и не разбила, лишь отколола от него глыбу; она уничтожила всю его связь взад и вперед, перебила немало народу тут и убила начальника участка, графа Сапегу[179].

К полудню стали поступать донесения от командиров батарей, что ими сделано. Донесения были обычно такого содержания: «Такая-то батарея сделала в квадрате № такой-то столько-то проходов в проволочных заграждениях», или: «Такая-то батарея в квадрате такой-то уничтожила пулеметное гнездо № такой-то» и проч. в этом роде, и чем дальше, тем больше поступало этих сообщений.

Разведывательные группы из полковых разведчиков под командой офицеров проверяли результаты действий нашей артиллерии. Во время одной из таких разведок погиб начальник команды разведчиков Великолуцкого полка: был убит. Хороший, храбрый офицер.

3. Штурм. Прорыв. Победа

Штурм предполагался около четырех часов дня. Но ввиду благоприятных донесений о работе артиллерии решено было штурмовать в три часа. Однако после часу дня стали сообщать, что замечено движение неприятеля по ходам сообщения в тыл. Батареи брызнули шрапнелью по ходам сообщения. Возникло предположение, что противник хочет очистить первую линию. Тогда генерал Шольп просил командира корпуса разрешить атаковать в два часа.

Командир корпуса согласился. С большим трепетом и нервным напряжением ожидали мы этого момента. Два часа наступило. Мы буквально впились в Сопанов. Прошло немного времени, и последовал доклад начальника дивизии: «Часть великолутцев ворвалась в первую линию, новоингерманландские батальоны залегли под огнем». Командир корпуса кисло поморщился, видимо, пожалел, что рано пошли. У нас, молодежи, полное разочарование. Сразу – упадок сил, апатия. Пошли в Борщевку обедать. Обед был готов давно, но откладывался ввиду назревавшего штурма. Не хотелось даже и есть, несмотря на то, что с четырех часов ночи ничего во рту не было. Вероятно, не прошло и четверти часа, как мы вернулись опять на наблюдательный пункт, где оставались командир корпуса, начальник штаба, инспектор артиллерии и корпусный инженер. Едва мы пришли, телефон сообщил, что великолутцы полностью ворвались, а еще через некоторое короткое время, – что и новоингерманландцы тоже ворвались. Мы бросились к амбразурам. Артиллерия наша стреляла исключительно шрапнелью, но уже по ходам сообщения у третьей линии окопов – заградительный огонь. Скоро, – я думаю, не более одной минуты, как последовало сообщение по телефону об успехе, – я первый увидел необычайную картину: наши цепи на большом фронте в отличном порядке спокойно шли вперед, миновали вторую линию неприятельской позиции и двинулись к третьей, а им навстречу из ходов сообщения, буквально вываливались синие массы австрийцев, сдающихся в плен. Это были те части, кои ускользнули от плена в первой линии, но коим наш заградительный огонь помешал уйти дальше. Позиция противника была прорвана таким образом полностью и одним ударом. Прорвавшиеся части великолутцев полковника Роттеля[180] и новоингерманландцев полковника Геннингса беспрепятственно заняли высоту 256 и стали на ней закрепляться. Задача полностью и чисто выполнена.

Противник пытался оказать сопротивление лишь в первой линии. Но наши ворвавшиеся в нее батальоны быстро с ним справились. Рукопашных схваток было мало. Все быстро положило оружие и сдалось в плен. Введенные резервные батальоны штурмовавших полков – Новоингерманландского полка вправо, Великолуцкого влево, быстро расширили значительно участок прорыва. Вправо – до д. Сопановчик, влево до лощины, идущей с запада, от д. Борочик. Роты этих батальонов быстро заскакивали с тыла против не атакованных во время прорыва участков неприятельских позиций, бросали в окопы по несколько ручных бомб Новицкого, и все сдавалось, почти не сопротивляясь. Большее сопротивление проявлено было южнее прорванного участка, где оказались части ландверного полка, состоявшего исключительно из немцев. К пяти часам все было кончено. Победа полная, блестящая. Около шести верст неприятельской позиции, состоявшей из трех отличных оборудованных линий, с командующей высотой, были в нашем обладании с многочисленными трофеями. Более 3000 пленных[181]. Долго еще мы оставались на своем на блюдательном пункте и в радостном настроении продолжали созерцать удивительную картину.

Тишина сменила многочасовой гром. Огромная синяя колонна пленных маршировала из Сопанова через сельскохозяйственную школу, мимо доблестной 2-й батареи. Победительница собственными глазами видела результат своей работы. Дальше пленных приказано было провести непременно через Кременец, чтобы обалдевшее от многочасового светопреставления население (жиды, главным образом), ободрилось, видя трофеи нашей победы, и не распространяло паники.

Генерал Шольп по телефону поздравил командира корпуса с победой, на что последний, в свою очередь, ответил поздравлением и высказал, что победитель он, генерал Шольп.

И на фронте, и в тылу у нас было полное ликование. Части, прорвавшие фронт противника, двинулись было дальше назначенной для закрепления линии и их с трудом вернули назад, на высоту 256. А в тылу победителей восторгов было еще больше. Мы сами видели, как зарядный ящик парка, подвезший снаряды 2-й батарее, увидев подходившую бесконечную колонну пленных, карьером понесся в тыл, к парку – поскорее известить о победе.

Будь у нас еще свежие войска – дивизия, даже бригада, да дивизия конницы, победу на фронте 3-й дивизии к ночи уже можно было бы превратить в победу корпуса и даже двух корпусов: развивая из образовавшихся ворот успех в юго-западном направлении, мы легко могли, при некотором содействии 7-го корпуса (который не преминул бы воспользоваться нашим успехом), совершенно ликвидировать весь фронт противника в районе Почаева. Очень пожалели мы, что нет у нас достаточно конницы. Приказание 42-му Донскому полку выдвинуться вперед дошло до него, и полк даже выступил из д. Кучеры. Но было поздно. Момент упущен. Наступали сумерки.