Протопресвитер Михаил Польский - Новые мученики российские

Вот предо мною два великих друга, две красы XVII в. — патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Чтобы поссорить друзей, злые бояре нашептывают царю: «Из-за патриарха тебя, государя, не видно стало». И Никон, когда ушел с московского престола, между прочим писал: «Пусть ему, государю, без меня просторнее будет». Эту мысль Никона и воплотил Петр, уничтожив патриаршество: «Пусть мне, государю, без патриарха просторнее будет»…

Но церковное сознание, как в 34-м апостольском правиле, так и на Московском Соборе 1917 г. говорит неизменно одно: «Епископам всякого народа, в том числе и русского, подобает знати первого из них и признавати его яко главу».

И хочется мне обратиться ко всем тем, кто почему-то считает еще нужным возражать против патриаршества. Отцы и братие! Не нарушайте радости нашего единомыслия! Зачем вы берете на себя неблагодарную задачу? Зачем говорите безнадежные речи? Ведь против церковного сознания боретесь вы. Бойтесь, как бы не оказаться вам богоборцами (см. Деян. V, 39)! Мы и так уже согрешили, согрешили тем, что не восстановили патриаршества два месяца назад, когда приехали в Москву и в первый раз встретились друг с другом в Большом Успенском соборе. Разве не было кому тогда больно до слез видеть пустое патриаршее место? А когда мы прикладывались к святым мощам чудотворцев московских и первопрестольников российских, не слышали ли мы тогда их упрека за то, что двести лет у нас вдовствует их первосвятительская кафедра?»

Так вдохновенно и пламенно ратовал за патриаршество безвременно угасший святитель-мученик.

Много положил кропотливого труда архиепископ Иларион в свою магистерскую диссертацию: «Очерки из истории догмата о Церкви» (559 стр.), где им отлично и всесторонне обоснована идея единства Церкви Христовой и на историческом материале и на церковном самосознании.

Есть у него также замечательно написанная брошюра «Гностицизм и Церковь в отношении к Новому Завету».

С удивительной четкостью и чарующей ясностью написаны им статьи: «Краеугольный камень Церкви», «Церковное богословие» и др.

Им сделан самый восторженный отзыв о книге С. Л. Епифановича, профессора Киевской Духовной Академии: «Преподоб. Максим Исповедник и Византийское богословие».

После поездки в западные страны появилась его книга «Письма о Западе», в которой нещадно критикуется западная религиозная жизнь во всех ее внутренних и внешних проявлениях сравнительно с Божественной красотой Православия. И в уставных обрядах и в учениях западные исповедания рассматриваются им как обыкновенные человеческие организации.

И еще укажем его статью: «Единство идеала Христова»… Нами только указаны здесь те книги и статьи, кои побывали в наших руках.

Умер владыка Иларион 44-х лет. Рукоположен был во епископа 20 мая 1920 г.

Архиепископ Иларион и митрополит Антоний — две крупных величины в православном богословии и в православной Церкви. Память о них незабвенна. Общность идеалов и убеждений свидетельствуют о их самой тесной умственной близости и духовном родстве, о чем сам архиепископ Иларион часто любил говорить.

Надо полагать, что представляют интерес и описания его личности, характера и взглядов одного его соузника по Соловкам[3].

Архиепископ Иларион — человек молодой, жизнерадостный, всесторонне образованный, прекрасный церковный проповедник-оратор и певец, блестящий полемист с безбожниками, всегда естественный, искренний, открытый; везде, где он ни появлялся, всех привлекал к себе и пользовался всеобщей любовью. Большой рост, широкая грудь, пышные русые волосы, ясное, светлое лицо. Он остается в памяти у всех, кто встречался с ним. За годы совместного заключения являемся свидетелями его полного монашеского нестяжания, глубокой простоты, подлинного смирения, детской кротости.

Он просто отдавал все, что имел, что у него просили. Своими вещами он не интересовался. Поэтому кто-то из милосердия должен был все-таки следить за его чемоданом. И такой послушник находился у него и в Соловках. Этот чарующий дух нестяжания и был подлинно от митрополита Антония, школой которого многие хвалятся. Этого человека можно оскорбить, но он на это никогда не ответит и даже, может быть, и не заметит сделанной попытки. Он всегда весел и если даже озабочен и обеспокоен, то быстро попытается прикрыть это все той же веселостью. Он на все смотрит духовными очами, и все служит ему на пользу духа.

На Филимоновой рыболовной тоне, в семи верстах от Соловецкого кремля и главного лагеря, на берегу заливчика Белого моря, мы с архиепископом Иларионом, еще двумя епископами и несколькими священниками, все заключенными, были сетевязальщиками и рыбаками. Об этой нашей работе архиепископ Иларион любил говорить переложением слов стихиры на Троицын день:

«Вся подает Дух Святый: прежде рыбари богословцы показа, а теперь наоборот — богословцы рыбари показа». Так смирялся его дух с новым положением.

Благодушие его простиралось на самую советскую власть, и на нее он мог смотреть незлобивыми очами. Всех нас, церковников, советская власть наделила равными сроками заключения. Архиепископу Илариону, потрудившемуся около патриарха в Москве и наносившему тяжелые удары безбожию и обновленческому расколу, безусловно ставшему величиною в общероссийском масштабе, и почти юноше, маленькому иеромонаху из Казани, у которого все преступление состояло в том, что он с диакона, обновленца, снял орарь и не позволил ему с собою служить, было дано три года.

«Любочестив бо сей владыка, — говорил по этому поводу архиепископ Иларион пасхальными словами Иоанна Златоуста, — приемлет последнего якоже и первого; упокоевает в единонадесятый час пришедшего, якоже делавшего от первого часа. И дела приемлет, и намерение целует, и деяние почитает, и предложение хвалит». Слова эти звучали иронически, но давали чувство мира и заставляли принимать испытание как от руки Божией.

Но это благодушие вовсе не было потерей мужества пред богоборной властью. Еще в Кемском лагере, в преддверии Соловков, захватила нас смерть Ленина. Когда в Москве опускали его в могилу, мы должны были здесь, в лагере, простоять пять минут в молчании. Владыка Иларион и я лежали рядом на нарах, когда против нас посреди барака стоял строй наших отцов и братии разного ранга в ожидании торжественного момента. «Встаньте, все-таки великий человек, да и влетит вам, если заметят», — убеждали нас. Глядя на владыку, и я не вставал. Хватило сил не склонить голову пред таким зверем. Так благополучно и отлежались. А владыка говорил: «Подумайте, отцы, что ныне делается в аду: сам Ленин туда явился, бесам какое торжество».