Тоти Даль Монте - Голос над миром

Наконец появился офицер и, улыбаясь, объявил, что нам придется задержаться, так как у нас не в порядке визы. Мы должны были пересечь границу не в Богосове, а в другом месте.

Мы стали протестовать и доказывать, что если кто-либо и виноват, так это агентство Кука в Берлине. Но офицер, с неизменной улыбкой выслушав нас, пожал плечами и сказал, что вынужден задержать нас в Богосове. Я пришла в отчаяние, Де Муро стал громко возмущаться, а наш любезный толмач напрасно пытался убедить офицера — тот в ответ лишь весело посмеивался. Поляк не преминул сказать ему, что я знаменитая певица Тоти Даль Монте, а Де Муро — известный тенор, но офицер был неумолим.

В виде утешения он сказал, что немедленно пошлет в Москву телеграмму. А пока пообещал устроить нас в пристанционном буфете, так как гостиниц в Богосове нет.

Совсем пав духом, я громко разрыдалась.

Тем временем экспресс ушел без нас, увозя в неизвестном направлении пять моих баулов с концертными платьями. Наше отчаяние было поистине безграничным, ведь в довершение всего мы теперь наверняка не попадем в Москву и на транссибирский поезд.

Однако иного выбора не было, и пришлось скрепя сердце отправиться в буфет. Нас всех пятерых поместили в небольшую комнату, где стояли три маленьких дивана, на которых мы и расположились как сумели.

Комнатка была не проветрена, пахло овчиной. Я пошла в буфет, чтобы помыть руки, но от воды несло какой-то гнилью.

Я снова расплакалась, официантки в буфете бросали на меня удивленные взгляды. Я хотела дать им несколько рублей «на чай», но они с презрением отказались. Ну да, я забыла, что здесь нет ни хозяев, ни слуг. Муж и милый Эльси как могли подбадривали меня, стараясь обратить все в шутку.

Спустился вечер. Молодая девушка принесла керосиновую лампу. Я жестами спросила у нее, где туалет. Выяснилось, что он — за станцией, довольно далеко отсюда. Пришлось надеть шубу и закутать горло теплым шарфом. Затем начался переход по глубокому полуметровому снегу. Я с наслаждением погрузила руки в снег — он был таким чистым. На радостях я обтерла им и лицо.

Настала бесконечная ночь. Я так и не притронулась к еде; остальные, отведав блюда местного ресторана, предпочли воспользоваться запасами Энцо.

Я прилегла на диван в надежде хоть немного поспать, но не могла сомкнуть глаз из-за невыносимого запаха овчины. Пытались соснуть и четверо мужчин, соблюдая строгую очередь, ибо диванов было всего три. Те, кто бодрствовал, либо читали, либо играли в карты.

В семь утра я встала; проснулся и Энцо и тут же отправился узнать у наших ангелов-хранителей, есть ли какие-нибудь новости; ответ из Москвы еще не прибыл.

Я в слезах опустилась на стул. Эльси попытался развеселить меня анекдотами из своего неисчерпаемого репертуара.

Время от времени под окнами нашей комнаты появлялись лица местных жителей или же показывалась меховая шапка солдата, с любопытством наблюдавшего за нами.

Прошло уже двадцать четыре часа с того момента, как нас задержали. У меня теплилась надежда, что не оставят же нас здесь навечно. Энцо, пережевывая свои галеты и отправляя в рот куски ветчины, не знал уж, какому богу молиться. Наконец в дверь трижды постучали. Я вскочила и побежала открывать.

Высокий пограничник жестами объяснил, что из Москвы прибыла телеграмма. Похоже, он был рад, что принес нам приятную весть. Затем кое-как он дал нам понять, что состав уже стоит на путях, и показал на пальцах, что через пять минут поезд отходит. С невероятной быстротой подхватили мы наши чемоданы, сумки, пакеты и, словно пять беглецов, помчались к поезду под удивленными взглядами железнодорожников, пограничной стражи и нескольких любопытных.

Путь от Богосова до Москвы показался нам бесконечным и очень тяжким. В Москве на огромном вокзале царила невероятная суматоха и было адски холодно. Тут снова началась багажная трагедия. Невозможно было найти носильщика, который согласился бы отнести наши вещи.

Мои четыре товарища по несчастью нагрузились, как вьючные животные, и с трудом «переправились» на вокзальную площадь. Здесь Минольфи удалось нанять три тройки. В двух разместились я, Биццелли, Эльси и Минольфи, в третьей — муж с багажом и съестными припасами.

Один из милиционеров как-то умудрился объясниться с Минольфи и велел трем извозчикам доставить нас в итальянское посольство. Путь до посольства оказался совсем не близким. Внезапно мы обнаружили, что нас преследует целая свора злющих псов; с особенно яростным лаем они гнались за санями моего мужа. Одна из собак тяпнула Энцо за ногу, и он решил бросить им пакет с едой. Благодаря этому маневру ему удалось избавиться от преследования разъяренных псов. Улицы были в ухабах, и сани то и дело подпрыгивали; я крепко уцепилась за Эльси, боясь вывалиться. Наконец мы с божьей помощью добрались до посольства.

Окоченевшие, еле живые от усталости, мы бросились в подъезд. Навстречу нам заспешил изумленный портье, итальянец, решивший вначале, что имеет дело с беженцами или другими нежелательными элементами. Я сбивчиво объяснила, кто мы такие, и попросила немедля доложить о нашем приезде послу.

Через полчаса к нам спустилась элегантная синьорина и спросила, правда ли, что среди приехавших находится Тоти Даль Монте.

— Да, правда, — живо ответила я, немного волнуясь. — Простите за неожиданное вторжение, но мы просили лишь разрешения погреться и, если возможно, устроить нас в гостиницу.

Синьорина попросила нас пройти наверх, где меня и моих спутников очень любезно встретил посол Аттолико, которого я знала еще по Рио-де-Жанейро. Синьор Аттолико и его супруга радушно приняли нас в своем доме и очень удивлялись неприятному происшествию на пограничной станции.

Посол позаботился о том, чтобы нам достали номер в удобной гостинице «Дом Советов», и обратился с просьбой к советским властям, чтобы в дальнейшем нам был обеспечен беспрепятственный проезд до границы.

Однако в Москве пришлось ждать целых три дня, поэтому на следующий вечер мы согласились дать концерт в посольстве. Мы чувствовали себя обязанными синьору Аттолико и не могли отказаться. К тому же послу очень хотелось, воспользовавшись благоприятным случаем, устроить вечер итальянской музыки, на который будут приглашены многие руководящие деятели Советского государства.

К началу концерта в зале собралось много советских ответственных лиц, среди них был и Сталин. Когда меня представили ему, я ощутила легкий страх. Должна признаться, однако, что со мной и с моими друзьями он был весьма любезен. Он сказал мне через переводчика, что был счастлив услышать «итальянского соловья», и добавил: «Вы непременно должны приехать к нам еще раз. Наш народ нуждается в солнечных звуках вашего голоса».