Дмитрий Гордон - Березовский и Коржаков. Кремлевские тайны

Некоторую неловкость вызывала у меня манера Черномырдина материться. Он не ругался, а именно разговаривал матом — без этих слов становился косноязычен, предложения лишались глаголов и наречий. Я, если честно, тоже могу позволить себе ненормативную лексику, но только в узком мужском кругу, а под влиянием шефа, который мата не выносил, почти перестал выражаться. У Виктора Степановича же мат был нормальным языком общения. (Горбачев, кстати, тоже без крепкого словца даже на Политбюро фразы произнести не мог — это всегда сильно коробило Ельцина)».

— Что вы думаете о Чубайсе?

— Негодяй с большой буквы — чего о нем говорить? Кто вас еще интересует?

— Борис Немцов…

— Сочинский картежник — этим все сказано. Сегодня он один, завтра другой, хотя в последнее время больше мне нравится, поскольку стал тверже в своих убеждениях. Раньше он их чаще менял…

Из книги «Борис Ельцин: от рассвета до заката. Послесловие».

«…Однажды уже больного президента Немцов раззадорил и уговорил сыграть пару в теннис. Учитывая далеко не лучшую физическую форму Бориса Николаевича, я пытался возражать, но Борис Ефимович его буквально “завел”. Президент “сражался” в паре с Тарпищевым, а я был партнером Немцова. Увы, во второй партии Ельцин неудачно попятился, ноги у него заплелись, и он упал на спину: немного ободрал локоть и ударился затылком о корт. Корт не жесткий, но удар все же был ощутимый, а голова-то не простая — президентская, и впредь, во избежание подобных инцидентов, я решил выставлять позади Ельцина адъютанта — если что, он обязан был подхватить шефа на лету.

С этим нововведением в свою очередь случился казус — пост оказался небезопасен. Тут надо сказать, что по скорости подача у меня неплохая, и, когда мне хотелось Борису Николаевичу досадить (если, играя с мастером, он не в меру хорохорился на площадке), я ее применял. Во время одного из матчей так и поступил. Ельцин даже не заметил мяча, и тот, как маленькое ядро, попал в самое неудачное место целиком сосредоточившемуся на движениях президента адъютанту. Полковник чуть на этом “ядре” не улетел. Упал, скорчился, прижал руки ниже живота, стал хватать ртом воздух и кататься по полу, сраженный не пулей чеченца, а мячом своего начальника. В общем, и смех, и грех — только минут через двадцать пришел в чувство. Слава Богу, на медкомиссии перед уходом на пенсию никаких “отклонений” у него обнаружено не было.

В конце того матча Немцов рвал и метал, уличал меня в подыгрывании противникам. Что ж, я действительно не стремился к победе — шеф для меня даже через сетку противником не был, к тому же в теннисе всегда исповедую принцип: проиграть друзьям — счастье!

…После этой теннисной партии Ельцин окончательно убедился, что преемником Немцов быть не сможет».

— Идем дальше. Александр Лебедь?

— Противоречивая фигура. В книге я ему целую главу посвятил, потому что мы и друзьями были с ним, и не очень… В общем, личность. Совет безопасности, который придумал Ельцин или его помощники, — фактически пустой орган: я его называю отстойником, потому что ничего не решает (ваш, кстати, тоже). Пусть он и совещательный, но его члены только между собой совещаются — больше никому советы их не нужны (надо же куда-то девать чиновников, когда их отстраняют от дел, — отставника временно туда включают, и либо он доживает спокойно до пенсии, либо потом его на другой перемещают участок). Так вот, Лебедь заставил всех окружающих Совбез уважать — сделал пустышечный орган действующим, авторитетным. У него и харизма была, и энергетика, и хитрость, и ум — все, но чего я ему простить не могу, так это его меркантильности.

— Неужели и он торговался?

— Во-первых, ушел из жизни, не отдав мне большую сумму денег, которую взял на обеды десантникам. Говорил — на месяц, а получилось… Чтобы избавиться от меня, перешел к Березовскому. Именно Борис Абрамович помог ему победить на выборах губернатора Красноярского края, и Лебедь решал, кого пригласить на инаугурацию: друга Коржакова или мецената Березовского. Победил второй…

Незадолго до его смерти я был в Красноярске на борцовском турнире имени нашего чемпиона Вани Ярыгина, и мы встретились. Как бы в порядке извинения он накрыл в аэропорту стол, потом в самолете вместе летели и продолжили в Шереметьево — много выпили и долго говорили. Лебедь пообещал мне и долг вернуть, и все решить, и…

— …и погиб!..

— Через пару недель его не стало.

— Слышал, что, когда у вас начали портиться отношения, он сказал: «Вижу, вы очень крутой, но пуля любого крутого свалит»…

— Это как раз не его слова, а мои — я говорил так еще в «девятке». Возникли проблемы с ногами, и с карате я перешел на стрельбу, стал кандидатом в мастера спорта. Если бы в моем подразделении можно было сдать соответствующие нормативы, был бы мастером, и это мое коронное выражение: «Пуля любого каратиста завалит».

— Как вы относитесь к Александру Руцкому?

— В своей книжке я дал ему довольно объемную характеристику — в ней же можно найти сведения о его происхождении: откуда и как он появился. Я ценю поведение Руцкого в августе девяносто первого, но в девяносто третьем он был одним из главных закоперщиков опаснейшего противостояния. Досадно, что генерал так и не понес наказания за гибель десятков граждан, которая на совести его и Хасбулатова, а уж когда он стал губернатором, показал себя, что называется, во всей красе.

— Что, кстати, за человек Хасбулатов?

— Этот чеченский профессор, москвич тоже не очень хороший след оставил. Сначала был ярым демократом, а потом, как и положено по их горскому менталитету, под демократическим обличьем проявился хан (став первым лицом в российском парламенте, Руслан Имранович был недоступным)… За активное участие в событиях девяносто третьего года он, как и Руцкой, заслуживает много чего, но за содеянное не ответил. Что интересно, во время ареста достойно себя вел: хоть и бледный был, но я не заметил, чтобы у него руки тряслись или еще что-то…

— Какие эмоции вызывал у вас Геннадий Бурбулис?

— Гена — ученый муж, политолог, в советские времена читал в вузе историю КПСС. Чтобы объемно, но кратко его охарактеризовать, надо хорошенько подумать, потому что всего в двух словах не скажешь. Если честно, я ему симпатизирую, и хотя многие его недолюбливают и ругают, с Гайдаром он несравним. Гена — нормальный парень, футболист, но вот эта его склонность говорить заумно и пытаться казаться умнее, чем есть на самом деле…

— Вдобавок пить, судя по всему, не умел…

— А знаете, почему? Не было опыта партийной работы, а это такая школа! Ну, что делать? Не научился — это его и сгубило.