Юрий Герман - Подполковник медицинской службы

- Не верю.

- И никто не верит. Такая землянка подобралась.

Ольга Ивановна ушла, а Ватрушкин остался дежурить в коридоре, чтобы еще с кем-нибудь поболтать. В палате ему было скучно, там все сейчас почему-то спали.

"Вот Левин пойдет - его и поймаю, - решил Ватрушкин. - С ним потолковать интересно. Про сына ему расскажу. И пусть, в самом деле, зашьет мне рану, что ли!"

А Александр Маркович сидел в это время на кухне возле большого разделочного стола и говорил руководящему Онуфрию Гавриловичу:

- Однако из тех же продуктов можно варить совершенно приличное горячее. Вы убедились в этом сами. Но стоило мне на две недели оставить вас в покое, как вы опять принялись варить несъедобную дрянь. В чем же дело, скажите на милость?

Онуфрий посмотрел на него коротко и злобно. И Левин успел заметить этот взгляд.

- Вы думали, что я никогда тут не появлюсь, - продолжал он, - а я появился и постоянно буду появляться. Если же умру, то после каждого дурно сваренного вами обеда буду приходить и душить вас по ночам... Я буду являться как привидение.

Руководящий осклабился. Гроза проходила стороною - Левин шутил. И Онуфрий даже сразу не понял, когда Александр Маркович сказал:

- Я отстраняю вас на трое суток от работы на кухне. Вы будете теперь колоть дрова, выносить из кухни помои и делать другую работу, которую никогда не делает повар. Понимаете? Таким способом я наказываю вас. Я наказываю вас за то, что вы кормите людей, проливших свою кровь за родину, невкусной, дурно проваренной, противной пищей. Вы поняли, за что я вас наказываю?

- Понял, - отвернувшись, сказал кок.

- Я не слышу, что вы там бурчите. Повернитесь ко мне и повторите.

- По-нял!

- И не кричите, а то будете колоть дрова не трое суток, а пятеро. Ясно?

- Ясно.

- Варить будет ваш помощник Сахаров. Он не знает, что такое "дефуа-гра", но он варит лучше вас, потому что старается. Варить будете вы, слышите, Сахаров?

- Есть! - выкрикнул Сахаров.

- А если по возвращении с дворовых работ вы, Онуфрий Гаврилович, не исправитесь, я отдам вас под суд как злостного нарушителя трудовой дисциплины. И вы будете сурово наказаны.

- На здоровье! - сказал руководящий и кинул черпак в котел с такой силой, что суп брызнул на плиту и на пол.

- Не безобразничайте! - сказал Левин. - Вы получили взыскание по заслугам, и очень мягкое. Я не собираюсь вас перевоспитывать, вы дурной человек и дурной работник. Но так как мне некем вас заменить, то я принуждаю вас работать честно и буду принуждать до тех пор, пока вы не станете нормальным работником.

Выходя в тамбур кухни, он услышал, как Онуфрий сказал Сахарову:

- Уж и ползать совершенно нисколько не может, а туда же, командует. Другие люди об это время всех жалеют, а он как все равно собака накидывается.

Александр Маркович усмехнулся. Нет, он не будет всех жалеть. Всех жалеть отвратительно. Пожалеть кока - это значит не выполнить свой долг по отношению к раненым. Нет, он не пожалеет Онуфрия. Всех жалеть - это значит никого не любить. Пусть Онуфрий отправляется колоть дрова и носить помои. Не надо разводить нюни. Вот он разговаривал с Барканом всегда прямо и резко, и теперь в Баркане что-то переменилось. Может быть, это ему кажется, может быть, он еще ошибается, но Баркан уже не тот, каким был раньше. Он иначе разговаривает теперь и больше спрашивает, чем утверждает. Нет, извините, он не будет прощать и жалеть. Вот, например, Розочкин - вялый человек. Что может быть страшнее вялого человека? Ему, наверное, хочется лежать и перелистывать старый журнал, а вернее всего - ничего не хочется, и это тоже нельзя прощать, потому что вялость Розочкина не только его внутреннее качество, а качество и внешнее - касающееся всего госпиталя вот как. Что ж, пожалеть и Розочкина?

В халате, с палкой он пришел к Розочкину и поболтал с ним минут десять. Розочкин сообщил, что у него тридцать семь и шесть.

- Да, у вас, видимо, насморк, - сказал Левин.- Полощите нос соленой водой. Мне это помогало.

Розочкин посмотрел на него жалостно своими красивыми, томными глазами.

- А ложиться вам нельзя, - сказал Левин, - нельзя, товарищ Розочкин, нельзя, коллега. Вы у нас один. Вы нам нужны. Да, вот так. До свидания, коллега.

И Розочкина он не пожалел. А Розочкину так хотелось полежать и почитать журнал. Это ведь очень приятно - полежать с маленьким гриппом, совсем маленьким, чтобы тепло было, уютно, - и почитать. И совсем даже не почитать, а полистать. И подремать.

Под лестницей его поймал майор Ватрушкин.

- А-а, - сказал Левин, - вот так встреча! Что вы тут делаете, старик? Почему вы в халате? Вас опять ранило?

- Подо мною снаряд разорвался, - сказал Ватрушкин и захохотал. - И лекпом наш отказывается лечить. А полковник накричал и к вам наладил. Неудобно, честное слово.

Он взял под руку Левина и пошел с ним рядом. По дороге он рассказал про сына Ивана и про то, что в палате с ним лежат какие-то кошмарные типы. Словом не с кем перекинуться.

- Они, знаете ли, тяжело ранены, - сказал Левин. - Я, между прочим, помню, как вас однажды к нам привезли. Вы тоже тогда не хохотали и не шумели в госпитале, не дай вам бог еще такую же историю.

- Это когда меня в грудь ударило?

- Нет, в живот. В грудь - это еще ничего. И потом - разве это вас ударило в грудь?

- А не меня? - сказал, несколько обидевшись, Ватрушкин.

- Да, да, теперь вспоминаю, - сказал Левин. - Но это все вздор по сравнению с животом. Так значит - Иван! Интересно, очень интересно! Ну что ж, пойдемте в перевязочную, я вас посмотрю.

В перевязочной Ватрушкин разделся, и Александр Маркович обошел его кругом.

- "Стремим мы полет наших птиц..." - напевал Левин негромко. - Да, есть на что посмот-реть, - сказал он, - и все мои швы. Знаете, если вдуматься, то это почти перелицованный костюм. Вы помните, как мы вам тут делали новую спинку? И недурная спинка, а?

- Недурная! - согласился Ватрушкин.

- А живот? Если сейчас вспомнить, то мы тоже с ним немало помучились.

Ватрушкин с уважением посмотрел на свой живот.

А Левин мыл руки и, задумавшись, насвистывал что-то печальное и сложное. Погодя он занялся чтением газет, и центральных и местных, и не заметил, как вошел Дорош. Потом взглянул на него с изумлением и воскликнул:

- Нет, вы только посмотрите! Вы - прочитайте! Жив Курилка, отыскался след Тараса...

В "Северном страже" было напечатано письмо в редакцию, подписанное несколькими людьми. Письмо называлось "Где авторы видели подобных летчиков", а внизу были подписи, и первой значилась - полковник м. с. Шеремет. Речь в письме шла о постановке местного самодея-тельного ансамбля и о том, что авторы "исказили и оклеветали любимые народом образы".