Лора Томпсон - Агата Кристи. Английская тайна

Все девять месяцев Агату страшно тошнило. «Тошнота — это девочки, — сказала миссис Вудз. — От мальчиков бывают головокружения и обмороки». Быть может, втайне Агата даже радовалась, что ее тошнит: ей ведь так хотелось угодить Арчи. В течение всей беременности он был чрезвычайно добр с ней, хотя вообще-то ненавидел, когда кто-то рядом с ним болел; однажды она обнаружила у себя на подушке чрезвычайно дорогой деликатес — лобстера, это Арчи хотел возбудить в ней аппетит. Она набросилась на этого лобстера (они всегда были ее любимым лакомством) и съела его с таким наслаждением, что даже не была огорчена, когда потом ее вывернуло наизнанку.

В «Автобиографии» Агата пишет, что беременность «вызывала в ней трепет» — нормальное, здоровое состояние, — хотя тут же признается, что и очень пугала. Приободрял тот факт, что ребенок должен был появиться на свет в Эшфилде. Разумный доктор из Торки (а не один из тех, с кем она работала в добровольческом отряде, — «об этих я слишком много знала») сказал, что ей не о чем беспокоиться. Смерть при родах в те времена была весьма вероятна, но Агата отличалась отменным здоровьем и природа должна была сделать свое дело.

Однако в «Неоконченном портрете» Селия страшно нервничает и отвратительно себя чувствует. Большую часть беременности она проводит, неподвижно лежа в кресле, между тем как ненависть Дермота к собственному еще не рожденному ребенку волнами прокатывается над ней.

«— Я только что представил себе, как врач говорит мне: „Мы не можем спасти и мать, и ребенка“. А я отвечаю: „Рубите ребенка на куски“.

— Дермот, как это жестоко».

Селию до глубины души трогает то, что она принимает за тревогу Дермота о ней. Она не понимает, что на самом деле он просто боится. Переменам он предпочитает постоянство и желает, чтобы Селия всегда заботилась о нем больше, чем о ребенке. Ему нужно, чтобы она держала его за руки и утишала боль его жутких воспоминаний. Вот почему у него вызывает негодование мысль о ребенке, а может, и сама Селия, которая допустила, чтобы он в ней рос.

Между тем Селия знает, что «никакой ребенок не вытеснит Дермота из ее сердца». В это время она страшно тоскует по матери, по тому, что все еще считает своим домом, но решительно настроена оставаться с мужем в Лондоне. Она тоже боится, что может умереть, и «не хочет терять ни минуты из того времени, которое ей отпущено провести с Дермотом… Как бы худо ей ни было, она любила Дермота — любила больше, чем когда бы то ни было». Тем временем Дермот ждет, когда к ней вернется ее неземная юная красота и она вновь станет той девушкой, в которую он когда-то влюбился.

«— Посмотри на Глэдис Купер. У нее двое детей, а она также прекрасна, как и прежде. Для меня большое утешение думать об этом.

— Дермот, мне бы не хотелось, чтобы ты так заклинивался на красоте. Меня… меня это пугает.

— Но почему? Ты будешь красива еще многие, многие, многие годы…»

Наконец настало время перебираться в Эшфилд. Ребенок должен был появиться на свет пятого августа; Агата, которую не переставало тошнить, отправилась с Арчи в Торки. Дома их встретили Клара и патронажная сестра, которую наняли и в качестве акушерки. «Мама и сестра Пембертон являли собой воплощение Женщин при исполнении Священного обряда Рождества: счастливые и озабоченные, преисполненные сознания собственной значимости, они бегали туда-сюда с простынями и приводили все в состояние полной готовности». Агата, о которой в этой суматохе словно бы и забыли, ждала посвящения в материнство не то чтобы будучи не готовой к нему, но чувствуя себя так, будто все это происходит не в реальности. Вечером того дня, когда ждали родов,[135] они с Арчи, держась за руки, слонялись по ее обожаемому саду, и ей казалось, что так будет всегда, до конца ее жизни.

«Акушерка позвала из дома:

— Пора уже вам возвращаться, дорогая.

— Иду».

На следующее утро, когда ей на руки положили новорожденную дочь, она — как написала впоследствии — «решительно начала играть роль молодой матери, но на самом деле вовсе не ощущала себя ни женой, ни матерью. Она чувствовала себя как девочка, вернувшаяся после волнующей, но утомительной вечеринки».

Такова сущность героини «Неоконченного портрета»: она проживает взрослую жизнь, оставаясь ребенком. Она углубляется в жизнь лишь в собственном воображении: живет так, словно она одна из придуманных ею самой Девочек, та, которой суждено выйти замуж за загадочного мужчину, с которым она будет вечно счастлива. Это не значит, что жизнь не задевала ее. Напротив, ее уязвимость была обусловлена именно отрешенностью от реальности.

Гораздо позднее, в романе «Роза и тис», Агата задумается над разницей между людьми, реально проживающими собственную жизнь, и теми, кто — подобно Селии — лишь наблюдает за своей жизнью со стороны.

«Я смутно припомнил: ребенок осторожно и неуверенно спускается по длинному лестничному маршу, и услышал слабое эхо собственного голоса, важно произносящего: „Это Хью, он спускается по лестнице…“ Позднее ребенок научается говорить о себе „я“, но куда-то туда, глубоко внутрь, это „я“ не проникает. Он продолжает думать о себе не как о некоем „я“, а как о наблюдателе. Он видит себя со стороны в самых разных ситуациях. Я видел Хью утешающим Дженнифер, Хью, который был для Дженнифер всем миром, Хью, мечтавшим сделать Дженнифер счастливой…»

Потом Хью — персонаж, от чьего имени ведется повествование в «Розе и тисе», — начинает размышлять о знакомых людях, которые точно так же смотрят на себя как на персонажей ими самими сочиняемой драмы чувств: влюбляются в тех, к кому испытывают иллюзорное влечение, проявляют доброту по отношению к людям, которые на самом деле им почти безразличны, — словом, играют в жизнь.

А в заключение он вспоминает о своей сводной сестре Терезе, мудрой, отважной и не желающей отрываться от действительности, несмотря на свою молодость. «Вот Тереза выходит замуж за Роберта, вот Тереза… Нет, не так. Просто Тереза, подумал я, взрослая, она научилась говорить о себе: „Я“».

Агата не умела говорить «я» и знала, что не умеет, вот почему эта мысль так занимает ее в «Розе и тисе». В 1919 году она родила ребенка, нашла квартиру для своей маленькой семьи, декорировала ее по своему вкусу, провела массу собеседований с претендентками на роль няни, нашла среди них умелую молодую женщину по имени Джесси Суоннел — она создала взрослый мир, чтобы жить в нем с Арчи. И тем не менее на все это она взирала сквозь вуаль, столь волшебно покрывавшую все ее детство. Вот Агата готовит обед для мужа. Вот Агата улыбается своей дочурке Розалинде. Вот Агата рассылает благодарственные письма: «Миссис Арчибальд Кристи почтительно благодарит за внимание и поздравления». Вот Агата пешком поднимается на четвертый этаж к себе домой…