Михаил Марголис - "АукцЫон": Книга учёта жизни

Короче, никогда на наши альбомы сразу восторженно не реагировали, кроме первой программы — «Вернись в Сорренто». Про нее тут же все закричали, что это здорово.

Возможно, по Лениным критериям, «Птицу» народ распробовал чуть медленнее «Сорренто», но эта работа фактически сформировала новую генерацию почитателей «Ы» и годы спустя довела «аукцыоновскую» музыку до саундтреков к блокбастерам и рингтонов.

— Многие из тех, кто сегодня приходит на наши концерты, видимо, действительно узнали об «АукцЫоне» по «Птице», — признает Озерский. — Сначала услышали этот альбом, потом стали раскапывать, что же мы делали раньше.

Лене, однако, от снайперского попадания «Птицы» в сравнительно широкие массы (чего не происходило в таком масштабе ни с одним другим проектом «Ы») по сей день ни холодно, ни жарко. Конечно, в 99 случаях из 100, услышав авторское признание в неудовлетворенности собственным произведением, снискавшим громкий успех, вы справедливо примите это за кокетство, а то и за лицемерие. Но Федоров — тот единственный на сотню искренний случай «гамбургской» самооценки творца и безразличия к внешнему резонансу, которому, право, можно доверять. Причем речь конкретно о Лениной рефлексии и критериях. Остальным участникам группы «Птица» принесла радость не меньшую, чем «аукцыоновским» фанам.

— Монтируя «Чайник вина», я осознал, что мы записали гениальную, на мой взгляд, пластинку, — рассказывает Федоров. — Мне вдруг стало понятно, что минимумом средств, ничего вроде специально не придумывая, можно делать офигенные вещи. И «Птица» была попыткой записать нечто подобное без Хвоста, чисто с «АукцЫоном». Но попытка провалилась. Сделать простую пластинку мы не смогли. «Птицу» загубили аранжировки. Предшествующие наши альбомы: «Как я стал предателем», «Бодун», «Жопа» — записаны именно так, как хотелось, они гораздо адекватнее «Птицы». В «Предателе», например, есть две песни, «Новогодняя» и «Вечер мой», которые в плане записи я считаю у нас чуть ли не сильнейшими. Они звучат отлично. А в «Птице» по-настоящему звучали только «Дорога», «Моя любовь» и «День рождения». «Седьмой» и «Все вертится» — плохо. «Глаза» — средне… При этом сами песни в «Птице» — одни из лучших написанных нами с Димкой — простые, открытые, ясные. Но музыку мы для них придумали хреновую, недоделанную какую-то. Я чувствовал в этом альбоме нестыковки. «Все вертится» мы, допустим, постоянно играли на концертах и сейчас еще играем. Это одна из лучших наших концертных вещей. А «Дорогу» или «Седьмого» перестали исполнять достаточно быстро и пока не собираемся. Хотя песни-то на самом деле отличные, но играть их в «живом» варианте неинтересно. Они не сделаны как концертные вещи. Это привело меня к какому-то слому после «Птицы». Я не понимал, почему так произошло.

— По завершении записи этого альбома, — говорит Озерский, — все мы были очень довольны, кроме Лени, пребывавшего тогда в полном депресняке и упадке. Помню, приходим к нему домой, он сидит на лестнице и слушает «Птицу» на своем бумбоксе. Низы все убрал, верхи вытащил и заявляет: какое говно мы записали. Спрашиваем: «А зачем ты звук на магнитофоне так настроил?» Леня в ответ: «Народ-то именно так и станет это слушать…»

— В тот период Озерский как-то сказал мне, — вспоминает Леня, — «тебе, видимо, нравятся песни Хвоста, потому что ты не участвовал в их сочинении». Возможно, и так. Записывая альбом с Хвостом, мне просто хотелось ему помочь, и мое участие в записи было абсолютно непроизвольным. А когда мы сочиняем с Димкой, то часто на ходу меняем слова, подбираем удачные варианты и сочетания, то есть это кропотливый процесс. Каждая песня выстрадана. Для «Птицы» мы написали песен 20. В окончательный вариант альбома попало вдвое меньше. Такого «отсева» мы, пожалуй, больше никогда не делали.

Помню, Озерский принес на репетицию сразу две темы: «Моя любовь» и «Алкоголизм». Первая никому в группе не понравилась, а вторая понравилась всем. Мол, круто, вот это песня! В итоге «Алкоголизм» мы так и не смогли сделать и никогда группой не играли, а «Моя любовь» стала у нас одной из лучших концертных, да и студийных, вещей и уж точно лучшей записью в «Птице».

К слову, те песни, что в «Птицу» не попали, я все равно до сих пор пою: тот же «Алкоголизм», «Подорожник», «Заведующий», «Небо напополам».

— Мы с Леней садились на какой-нибудь кухне, — рассказывает Озерский, — и он под гитарку начинал петь «рыбу». Просто набор звуков. «Рыба» эта либо принималась за основу, либо я советовал что-то в ней изменить. Ленька ведь не всегда может уловить, как мелодия слышится со стороны. Иногда то же происходит у нас и с текстом: рождается некая фраза, но мы быстро понимаем, что она неестественна и так звучать не должна. Значит, ищем следующую. Если на чем-то останавливаемся, я начинаю вертеть в уме эту конструкцию, и вдруг подбирается нужное слово, затем бац, еще два-три слова или строка. Вокруг нее строим всю песню. Когда я зацепил мелодию, мне кажется, что текст уже написан и мне остается лишь его расшифровать. Но вот эта-то расшифровка порой выматывает капитально. Днями кручу в голове какую-то тему, не могу ни заснуть, ни успокоиться. И на нервной почве случаются приступы. Напишешь песню и на пару недель попадаешь в больницу. Наследственные проблемы со здоровьем, язва дают о себе знать. Я практически всегда в процессе работы над очередным альбомом проводил определенное время в больнице…

И, наверное, в этом одна из причин, по которой ко всем нашим альбомам я отношусь хорошо. Какие-то из них могу переслушивать раз от раза, другие — забросить в архив лет на пять-десять. Но однозначно, что в каждом из них нет ни грамма нашей неискренности. И «Птицу», которая может Федорову и не нравится, мы тоже записывали искренне. Этот альбом я воспринимаю как завершение еще одного «аукцыоновского» этапа, после которого у нас началось нечто совершенно другое.

— Основная нагрузка при воплощении наших альбомов ложится все-таки на Федорова, — констатирует Колик (чья супруга Татьяна нарисовала абстрактно-калейдоскопическую обложку «Птицы»). — Непосредственно студийная запись — не самое сложное. А вот мастеринг, сведение, создание, собственно, того, что теперь люди слышат на дисках в исполнении «АукцЫона», — прерогатива Лени. В этих вопросах у остальных участников группы всегда были, грубо говоря, совещательные голоса. И даром для Лени такая нагрузка не проходит. Он очень страстный человек, когда дело касается его музыкальных проектов. Несколько раз после окончания работы над альбомом (и над «Птицей», кажется, тоже) ему становилось элементарно плохо от накопившейся усталости. Так что, в принципе, можно было и к врачам обратиться.