Флот нашей родины - Коллектив авторов
Выступление Пурвина и других подсудимых, а также и свидетелей скомпрометировали провокатора Шмелева окончательно. Такая же участь постигла и его сподвижников и особенно матерого шпиона Орлова, которого охранка неоднократно перебрасывала с корабля на корабль для провокаторской работы. Подсудимые при судебном опросе прямо говорили: «Орлову верить нельзя, ибо то, что он показывает, продиктовано ему кем-то, кто затеял этот судебный процесс». Казенная защита, которой по штату было положено не столько защищать революционных моряков, сколько оправдывать «законные» действия царского судилища, — и эта защита вынуждена была говорить на суде в ряде случаев необычным языком.
Защитник Корнев в своей речи указывал, что этот судебный процесс имеет огромное политическое значение. За ним следит вся Россия, и если приговор суда окажется суровым, он окрылит рабочих и революционеров и даст им повод думать, что можно повторить дела 1905―1907 годов. Корнев и его сподвижники боялись повторения революции 1905―1907 годов. И только исходя из этого, Корнев требовал осторожного подхода суда, а вовсе не потому, что был истинным защитником подсудимых матросов. Интересно привести ту часть его речи, где он со скорбью говорил об успехах революционного движения во флоте: «За последние десять лет революционные организации, считаясь с полуграмотностью матросов, считаясь с тем, что у них есть верхушки знаний, считаясь с тем, что состав офицеров далеко не достаточен для постоянного бдительного наблюдения за матросами… эти слабые места нашей военной мощи прекрасно учли революционные организации, направили все свои усилия на флот… И что же? Не надо закрывать глаза: попытки их довольно часто в последнее время бывали удачны».
Дальше он указывал, что офицеры кораблей, и в частности «Рюрика», не знали души матросов, а поэтому охранка, не надеясь на офицеров, послала на корабль провокатора Орлова и ему подобных. Орлов раньше был под судом и приговорен к каторжным работам. Будучи арестованным, он дал согласие работать провокатором. За это его не только помиловали, но и снова отправили во флот для работы по заданиям жандармского отделения. И Орлов оправдал доверие охранки.
Защитник Сикорский в связи с выступлениями подсудимых против провокаторов, выгораживая суд, резко обрушился на охранку за ее методы работы. Он говорил: «Строится корабль, будущий командир и офицеры подбирают людей… Наконец корабль спущен на воду. Морской штаб назначил нижних чинов всех специальностей, кроме одной, которую назначил другой штаб (читай охранка. — С. Н.), но не морской: к этой специальности будут принадлежать Орловы, представляющие величайшую опасность как для флота, так и для армии».
Сикорский, как и Корнев, призывал суд вынести мягкий приговор, который бы не вызвал революционного взрыва, подкрепляя свои доводы примером: «какая-то газета уже напечатала, что над матросами произнесен смертный приговор, а какая-то фабрика уже ответила забастовкой». Этой газетой была большевистская «Правда», следившая за процессом и звавшая массы на борьбу с самодержавием и на защиту подсудимых.
Защитник Апостоли сказал, что участники организации через матроса Карпова держали связь с рабочими петербургского завода Лесснера. Защитник Алкалаев оспаривал показания «свидетеля» начальника Ревельского жандармского отделения полковника фон Коттена и внешне осуждал приемы его работы. Особый интерес представляет заключительная часть его речи, в которой он подчеркнул, что «удивляться тому, что возникла организация, — нечего. Ведь в матросы попадают люди, бывшие рабочие разных специальностей. До поступления на службу они привыкли читать дешевые газеты и в частности „Правду“, на которую налагаются аресты каждые два дня в третий. Само собой разумеется, что матрос, выйдя на берег, захватывает эту газету, приносит с собой, попадается на глаза начальству и на него налагается известное административное взыскание… Вот вам и факты самозарождения организации». Такими выводами, не весьма приятными для суда, закончилась речь защитника.
В своих последних словах подсудимые еще раз проявили стойкость и мужество. Из 52 подсудимых только один Эдельмиллер воспользовался последним словом для доказательства своей непричастности к организации. Да и его речь состояла из 30 слав.
Все же остальные как по сговору заявили: «Ничего не имею сказать… Ничего не скажу».
После 24-го однотипного заявления подсудимых председатель суда генерал-лейтенант Алабышев решил дать разъяснение матросам: «Вы не поддавайтесь, так сказать, влиянию ваших предшественников, которые все говорят: „Не имею, не имею, не имею…“ Может быть, другой и хотел бы сказать, но думает: что же, все остальные говорят „не имею“, так и я буду говорить: „Ничего не имею сказать“». Этим разъяснением председатель суда хотел сломить сопротивление подсудимых, вызвать в их рядах замешательство и тем самым заставить их выдать организацию. Но — увы! — это не помогло. Все остальные подсудимые повторили те же фразы, в них звучала гордость и явная насмешка над судом. Все подсудимые вели себя стойко, как подобает революционерам.
После недельного судебного разбирательства 22 июля 1913 г. суд вынес приговор. Моряки Бондарев, Вильман, Баранчиков, Осиповский, Королев, Нечаев, Ефимов, Титков, Калязин, Шаблин, Федоров, Панин, Карпов, Новоженин, Роговский, Щука, Ярускин, Комиссаров, Базилевич, Морковкин и Дурновцев как главные зачинщики восстания были приговорены к смертной казни. Другие участники процесса 52-х получили разные наказания.
Летом 1913 г. был вынесен смертный приговор и участникам подготовляемого восстания на Черном море.
★
Появившееся в печати сообщение о решениях суда над балтийскими и черноморскими моряками всколыхнуло всю страну. Рабочие всех крупных городов ответили забастовками и демонстрациями протеста в защиту осужденных. Рабочих поддержали прогрессивные группы студентов. Большевистская газета «Правда» была организатором этого движения.
«Правда» от 8 ноября 1912 г. писала, что 5 ноября 10 тысяч николаевских рабочих забастовали одновременно с московскими и петербургскими рабочими в защиту арестованных балтийцев и черноморцев. 6 ноября к ним присоединились рабочие Харькова, Киева, Саратова и других крупных городов.
Когда же рабочие из нелегальных большевистских источников узнали о расстреле черноморских моряков, то по всей стране прошли митинги и демонстрации рабочих в знак протеста против царского произвола. К рабочим присоединились студенты и некоторые группы интеллигенции. Студенты срывали лекции, устраивали забастовки, митинги и демонстрации. Так например, в Киеве студенты Коммерческого института, Высших женских курсов и других учебных заведений не явились на занятия в знак протеста.
В Киевском университете были разбросаны прокламации с призывом организовать в знак протеста однодневную забастовку.
В Петербурге 7 ноября бастовали студенты университета, Горного института, Высших женских курсов, Психо-неврологического института и других учебных заведений.
«Правда» от 9 ноября 1912 г. сообщала о рабочих забастовках протеста в Москве. 6-го забастовал Мытищенский
