«Паралитики власти» и «эпилептики революции» - Александр Григорьевич Звягинцев
Впоследствии Анатолий Фёдорович писал: «Через 48 лет по оставлении мною прокурорской деятельности я спокойно вспоминаю свой труд обвинителя и думаю, что едва ли между моими подсудимыми были люди, уносившие с собою, будучи поражены судебным приговором, чувство злобы, негодования или озлобления против меня лично. В речах моих я не мог, конечно, оправдывать их преступного дела и разделять взгляд, по которому все понять — все простить, или безразлично „зреть на правых и виноватых“. Но я старался понять, как дошел подсудимый до своего злого дела, и в анализ совершенного им пути избегал вносить надменное самодовольство официальной безупречности». Деятельность Кони в качестве прокурора Санкт-Петербургского окружного суда была многообразной и разносторонней. Она не ограничивалась лишь участием в судах. Он умело руководил подчиненным ему аппаратом. Анатолий Фёдорович впервые стал практиковать проведение в своей «камере», то есть кабинете, «вечерних заседаний», на которые приглашал подчиненных. Вначале это вызывало недопонимание и даже протесты некоторых его товарищей, так как они считали, что незачем тратить время там, где все вопросы могут разрешаться единоличной властью. Вскоре полезность таких совещаний стала для всех очевидной. На них вырабатывались положения, опираясь на которые товарищи прокурора давали единообразные заключения в распорядительных и судебных заседаниях. Да и сам окружной прокурор не раз заявлял в суде, что его мнение «подкреплено постановлением общего собрания товарищей».
Когда в 1874 году граф Пален, не удовлетворенный деятельностью суда присяжных, стал «подкапываться» под него и потребовал от прокуроров представления сведений о числе оправдательных приговоров, вынесенных присяжными, Кони использовал совещание для выработки согласованных действий. По результатам обсуждения он издал циркуляр, в котором предлагал своим подчиненным искать причины оправдательных приговоров в фактических обстоятельствах каждого конкретного дела, не входя при этом в оценку «организации судебных учреждений и правильности деятельности их отдельных органов».
За время службы в качестве прокурора Санкт-Петербургского окружного суда Кони достиг чина коллежского асессора и был награжден орденом Святого Владимира IV степени.
В июле 1875 года Кони становится вице-директором департамента Министерства юстиции. Граф К. И. Пален, назначая Кони, сказал, что ему нужна в министерстве «судебная совесть». Кони становится одним из ведущих сотрудников министерства, участвует во всех совещаниях у графа Палена. Он получает новые чины, сначала надворного советника, затем коллежского советника. Его имя приобретает известность при высочайшем дворе. В 1875 году он вошел в Совет управления учреждений великой княгини Елены Павловны, затем стал членом высочайше учрежденной комиссии для исследования железнодорожного транспорта в России.
В качестве профессора Кони начинает читать лекции по уголовному судопроизводству в Императорском училище правоведения (с 1876 по 1883 год). В 1876 году он стал одним из учредителей юридического общества при Санкт-Петербургском университете. С самого начала своей прокурорской деятельности он активно сотрудничал в «Журнале Министерства юстиции», «Правительственном вестнике», «Русской старине», «Вестнике Европы» и других периодических изданиях.
Двадцать девятого апреля 1877 года Кони назначается директором департамента Министерства юстиции. В июне того же года определением Правительствующего сената он утверждается почетным мировым судьей по Санкт-Петербургу.
Двадцать четвертого декабря 1877 года Анатолий Фёдорович возглавил Санкт-Петербургский окружной суд. В этом качестве ему пришлось 31 марта 1878 года председательствовать на известном процессе В. Засулич, стрелявшей в градоначальника Трепова. Несмотря на явно политическую подоплеку этого преступления, прокурор Санкт-Петербургской судебной палаты А. А. Лопухин убедил министра юстиции вести дело как обычное уголовное, передав по окончании на рассмотрение суда присяжных.
Незадолго до суда граф Пален вдруг забеспокоился. Он пригласил к себе Кони и прямо спросил его, может ли он ручаться за вынесение обвинительного приговора. И, как уже отмечалось в предыдущем очерке, тот откровенно сказал, что не может. Ответ возмутил Палена: «Не можете? Ну, так я доложу государю, что председатель не может ручаться за обвинительный приговор; я должен это доложить государю!» Кони сказал, что он также настаивает на этом. Однако такой доклад не состоялся — Пален на него не решился.
В. И. Засулич была судом оправдана. Графа Палена вскоре уволили, Кони — не решились.
Но в министерстве при случае всегда старались дать понять его «неугодность» — представления председателя суда о наградах и пособиях своим подчиненным демонстративно «не уваживались», а его самого иногда назначали в такие комиссии, в которых, по словам Кони, «присутствие живого юриста звучало какою-то насмешкою над ним» и т. п.
Так продолжалось до тех пор, пока не произошло одно событие, заставившее нового министра юстиции генерал-прокурора Д. Н. Набокова изменить свое отношение к Кони.
В январе 1879 года под председательством Кони в Санкт-Петербургском окружном суде слушалось дело Юханцева о растрате двух с половиной миллионов рублей Общества взаимного кредита. Процесс был трудный и шел уже несколько дней. Набоков лично пришел в суд, чтобы послушать резюме председателя. 25 января, когда перед самым своим выступлением Кони шел в зал, судебный пристав подал ему записку, в которой сообщалось, что умирает его отец, долго и тяжело болевший. Отложить заседание Кони не мог. От волнения он даже изменился в лице. Это заметил Набоков, который спросил, что случилось. В ответ Анатолий Фёдорович молча подал ему записку и открыл заседание. Когда он закончил свое двухчасовое резюме и отпустил присяжных совещаться, Набоков был неузнаваем. Вот как описывает это событие сам Кони: «Он крепко сжал мою руку и сказал мне, что, слышав в свое время резюме лучших председателей за границей, он не предполагал, что можно дойти до такого совершенства, которое я проявил, несмотря на тяжкие мысли, которые должны были меня осаждать, и что он считает своим долгом высказать мне свою радость, что имел случай лично меня узнать. И действительно, с этих пор понемногу лед между нами растаял, хотя и были случаи довольно неприятных разговоров».
В октябре 1881 года, когда Кони находился за границей на лечении, он неожиданно получил телеграмму от министра юстиции Д. Н. Набокова с предложением занять пост председателя департамента столичной судебной палаты. Обоснованно полагая, что речь может вестись только об уголовном департаменте, и не чувствуя никакого подвоха, он согласился. Однако когда он прибыл в Санкт-Петербург, то с удивлением узнал, что 21 октября состоялось его назначение в гражданский департамент. Кони был настолько обескуражен этим, что даже подумывал об отставке. Министру юстиции стоило больших трудов отговорить его от такого шага. Гражданскими делами Кони никогда раньше не занимался, поэтому, будучи исключительно добросовестным юристом, он почти сутками находился на работе,
