Евгений Примаков - Встречи на перекрестках
Конечно, описанный эпизод с Кобуловым не мог характеризовать деятельность разведки в целом, даже в тот нелегкий предвоенный период, не говоря уже о военном и послевоенном времени, когда внешняя разведка встала на ноги и играла роль, которую трудно преувеличить.
Поэтому мои коллеги в то время, когда я пришел в СВР, сочетали в себе неприятие отрицательного прошлого с полным нежеланием отказываться от традиций. Большинство было далеко от огульного осуждения всего того, что было до них. Они одновременно не принимали низкопоклонства перед абстрактной западной цивилизацией и не разделяли стремления не замечать продолжающуюся практику враждебных действий иностранных спецслужб. Я не только понимал такое большинство, но чувствовал себя его частью.
И такая принадлежность ни в коей мере не мешала внедрять в деятельность разведки новые ориентиры, методы, способы работы. Наоборот, помогала этому.
И все-таки перемены
Прежде всего следовало исходить из того, что с окончанием холодной войны не ушло противоборство на межгосударственном уровне. Однако нам нужно было учесть, обязательно учесть, что суть, формы и направления такого противоборства изменились. Вместо разрушенной одной главной «баррикады», основывающейся на идеологическом фундаменте, появилось множество «баррикад», базирующихся на несовпадающих государственных интересах. Расклад таких «баррикад» динамичен, их контуры меняются.
В преломлении к разведке это сфокусировалось на новом понимании понятия «противник». Мы все в руководстве СВР хорошо представляли себе, что с окончанием холодной войны понятие «противник» не исчезает. Нет, как прежде, раз и навсегда обозначенного главного «противника» – ГП, как мы его в прошлом величали, но противники у нас могут быть в каждой ситуации, если акции других государств планируются или осуществляются вразрез с национальными интересами России. Разведка в таких условиях должна противодействовать противнику, однако не раз навсегда данному, а выявленному в результате его конкретной практики, которая наносит ущерб интересам России, в первую очередь таким жизненным, как территориальная целостность, обороноспособность, интеграционное сближение стран СНГ, стабильность ситуации по периметру границ, обеспечение условий, при которых Россия входит в мировую экономику как полноправный участник.
Одновременно мы приняли ту реальность, которая свидетельствовала: при отходе от конфронтационного противостояния значительно расширяются поля совпадения интересов между государствами, растет заинтересованность в международном сотрудничестве, направленном против общих для всех угроз – терроризма, организованной преступности, наркобизнеса, распространения оружия массового поражения. Мы не могли игнорировать и не игнорировали факт стремления ряда государств к урегулированию опасных межнациональных, межэтнических конфликтов. Мы хорошо понимали, что в политике России и многих других стран все отчетливее обозначается тенденция – защищать свои интересы без перевода межгосударственных отношений на конфронтационные рельсы.
Необходимость адаптироваться к новым реалиям вела к отходу от глобализма, тотальности в работе внешней разведки.
Во время холодной войны основным направлением ее деятельности было получение упреждающей информации о планируемых против СССР мероприятиях нашего в то время главного противника – Соединенных Штатов, а также добыча данных по вооружениям и их образцов, что усиливало нашу боеспособность. Именно это предопределяло глобализм в работе внешней разведки, ее, если хотите, «всеядность». Теперь приоритеты разведки явно смещались, диверсифицировались.
В ноябре 1991 года я дал указание отменить программу обнаружения признаков возможного ракетно-ядерного нападения на нашу страну (ВРЯН). В течение десяти лет большие финансовые и людские ресурсы затрачивались на подготовку формальных, но обязательных раз в две недели докладов в Центр об отсутствии показателей подготовки внезапной ядерной атаки, включая и такие «индикаторы», как число освещаемых в ночное время окон в Пентагоне и министерствах обороны других стран.
Эта программа была типичным анахронизмом. Но значит ли это, что мы отказываемся от отслеживания намерений других государств в военной области? В руководстве СВР не было колебаний по этому вопросу. В новых условиях в центр внимания была поставлена задача получения данных о развитии вооружений, особенно с учетом возможного выхода на новые системы, способные дестабилизировать обстановку. СВР должна была учитывать и тот факт, что Россия в военном отношении стала слабее, чем был Советский Союз. Когда мы справедливо отказались от непосильного для страны и народа военно-промышленного перекоса народного хозяйства, но делали и продолжаем делать это в условиях экономического кризиса и ряда серьезных недоработок, ошибок в конверсии и в военном строительстве, следовало исходить из того, что роль разведки в обеспечении безопасности России даже возрастает.
Вместе с тем оставалась приоритетной политическая разведка – получение информации о намерениях других государств, особенно в отношении России. Российское руководство, например, обоснованно интересовалось, действуют ли зарубежные круги и кто конкретно в направлении дезинтеграции России. СВР после тщательной проработки проблемы сообщила, что на время доклада не обладает данными о такой направленности государственной политики США и других ведущих западных стран. Слишком опасным считается подводить к черте, переход за которую может привести к непредсказуемым последствиям, тем более в стране, «напичканной» ядерными боеголовками. Но в целом СВР не отрицала существования внешней угрозы территориальной целостности России. Эта угроза (в максимально возможной степени приводились конкретные данные) исходит главным образом из тех зарубежных кругов, политических организаций националистического или религиозно-экстремистского толка, которые непосредственно поддерживают сепаратистские настроения и движения в России.
Что касается положения в СНГ, то в этом случае мы пришли к однозначному выводу: руководители ряда западных стран действуют с целью не допустить особой роли России в стабилизации обстановки в бывших республиках СССР, сорвать развитие тенденций на их сближение с Российской Федерацией. Политики США склонны считать зоной своих особых интересов Латинскую Америку, даже Европу, однако ни в коей мере не были готовы, да и сейчас не готовы признать, что особые интересы России распространяются на ее так называемое ближнее зарубежье, но заключаются не в том, чтобы навязать кому бы то ни было свой диктат, а способствовать тому, чтобы по периметру российских границ не создавалось угрозы ее интересам и безопасности.
