Александр Владимирский - Великий Ганди. Праведник власти

В письменном заявлении суду Махатма подчеркнул, что его долг перед индийским и английским обществом — объяснить, как он из верноподданного и сторонника сотрудничества с правительством превратился в противника британских властей. «Моя общественная деятельность началась в 1893 году в Южной Африке. Мое первое соприкосновение с британскими властями в этой стране было не самым удачным. Я обнаружил, что как человек и как индиец не имею никаких прав. Более того, я обнаружил, что не имею никаких прав как человек именно потому, что я индиец…»

Тогда, по словам Ганди, он думал, что дурное обращение с индийцами было лишь упущением со стороны хорошей по своей природе системы, и боролся, как он думал, с «перегибами» на местах. Но после амритскарского расстрела он пришел к выводу, что любые реформы, предлагаемые британскими властями, способны погубить Индию, которая голодает и разоряется. Поэтому несотрудничество с преступным режимом — это долг каждого индийца.

Ганди не просил для себя снисхождения, а наоборот, требовал назначить ему самое суровое наказание за то, «что считается по закону тяжким преступлением, а мне кажется первоочередным гражданским долгом». И если судья уверен, что служит справедливой системе, то он просто обязан вынести подсудимому самый жестокий приговор.

Он полностью согласился с обвинением в том, что должен был предусмотреть последствия своих действий., но, если бы был свободен, снова сделал бы то же самое. Выбор был между тем, чтобы либо подчиниться ненавистному политическому строю, либо допустить риск проявления насилия со стороны возмущенного народа. Ганди предпочел второе и готов нести за это любое, даже самое строгое наказание.

На суде Ганди заявил, что полностью утратил веру в правительство, когда оно ввело драконовский закон Роулетта, направленный на то, чтобы лишить народ всякой свободы. «Я почувствовал себя призванным возглавить активную агитацию против этого закона, — утверждал он. — Затем последовали ужасы в Пенджабе, начавшиеся бойней на площади Джаллианвала Багх и достигшие апогея в приказах о ползании, публичных порках и других неописуемых унижениях. Я понял также, что обязательство относительно целостности Турции и святых мест ислама, взятое премьер-министром перед мусульманами Индии, не было выполнено. Но несмотря на предчувствия и серьезные предостережения друзей, на сессии конгресса в Амритсаре в 1919 году я боролся за сотрудничество и претворение в жизнь реформ Монтегю — Челмсфорда, надеясь, что премьер-министр выполнит обещание, данное мусульманам Индии, о том, что пенджабская рана будет залечена что реформы, сколь бы недостаточными и неудовлетворительными они ни были, обозначат новую эру надежды в Индии. Но все эти надежды рухнули. Обещания никто не собирался выполнять. Преступления в Пенджабе пытались оправдать, а большинство виновных не только остались безнаказанными, но продолжали служить, некоторые продолжали получать пособия из индийского бюджета, а часть даже были награждены. Я понял, что реформы не только не означали перемену, но были лишь способом дальнейшего выкачивания из Индии ее богатств и сохранения ее угнетенного положения… Разоруженная Индия не имеет сил сопротивляться агрессору, даже если бы она захотела вступить с ним в военный конфликт…

Правительство, поставленное законом в Британской Индии, служит целям эксплуатации народа. Никакая софистика, никакие фокусы с цифрами не могут скрыть того, что во многих деревнях можно видеть обтянутые кожей скелеты…

Эффективная система террора и организованной демонстрации силы, на одной стороне, и лишение всякой способности отмщения или самообороны — на другой, обессилили народ и вызвали в нем привычку к притворству. Эта ужасная привычка прибавилась к невежеству и самообману администраторов. Статья 124-А, на основании которой меня обвиняют, является, вероятно, наиболее яркой статьей индийского Уголовного кодекса, применяемой для подавления свободы граждан. Лояльность нельзя создавать и регулировать законом… Я познакомился с некоторыми делами, прошедшими по этой статье, и знаю, что самые достойные сыны нашей родины были осуждены по этой статье. Поэтому обвинения по этой статье я считаю для себя большой честью…»

Ганди далее сказал: «Я считаю добродетелью быть нелояльным по отношению к правительству, которое причинило Индии больше вреда, чем все предшествующие ему». Обращаясь к судьям, он заявил: «Ненасилие подразумевает добровольное подчинение наказанию за несотрудничество со злом. Поэтому я нахожусь здесь, чтобы навлечь на себя самое тяжкое наказание и с радостью подчиниться ему. Это наказание может быть наложено на меня за то, что, согласно закону, является умышленным преступлением и что представляется мне высшим долгом гражданина. Единственный путь, открытый для вас, судей и заседателей, заключается в следующем: или уйти в отставку и тем самым отмежеваться от зла, если вы понимаете, что закон, осуществлять который вы призваны, является злом и что в действительности я невиновен; или наложить на меня самое суровое наказание, если вы верите, что правительство и закон, которым вы служите, благотворны для народа этой страны и что, следовательно, моя деятельность вредит общему благу».

Таким образом, Ганди признал, что он разуверился в возможности путем лояльного сотрудничества с правительством и осуществления реформ добиться независимости для Индии в рамках Британской империи. А ведь еще в апреле 1915 года Ганди заявил: «Я открыл, что у Британской империи есть некоторые идеалы, которые я полюбил и главным из которых является свобода для каждого подданного этой империи развивать, как он хочет, свои возможности, энергию, представления о чести и все, что допускает его совесть».

Растерянный судья Брумсфилд хотя втайне и сочувствовал подсудимому, после его выступления был лишен возможности вынести ему мягкий приговор, поскольку теперь такой приговор выглядел бы как согласие с тезисом о несправедливости правовой системы Британской империи. Он заявил Ганди: «Вынести справедливый приговор, возможно, — самая трудная задача для судьи в этой стране. Нельзя отрицать тот факт, что вы принадлежите к иной категории людей, отличной от тех, кого мне пришлось и еще придется судить. Нельзя забыть о том, чем вы являетесь для миллионов людей — великим вождем и патриотом. Но даже ваши политические противники считают вас человеком высоких идеалов, благородным, даже святым».

Судья также заметил Ганди, что он сам сделал свое освобождение невозможным и что двенадцать лет назад за аналогичную деятельность Тилак был осужден на шесть лет тюрьмы строгого режима. Брумсфилд вынес Ганди точно такой же приговор, но выразил надежду, что правительство пожелает сократить этот срок. Подсудимый был горд сравнением его с легендарным героем Индии, перед которым Махатма преклонялся.