Артур Прокопчук - ГРУЗИНСКАЯ РАПСОДИЯ in blue

Отдых закончен, шоколад съеден, и мы спускаемся с перевала по снежному, ледовому склону. Новость для новичка — "бергшрунд" (глубокая трещина), проводники показывают, как его преодолевать. Дальше еще множество трещин, но узких, в глубину рекомендовано не заглядывать. Каждый час — обязательная остановка. Солнце высоко и белая скатерть фирнового снега словно окружает тебя со всех сторон, начинает постукивать в ушах собственный пульс.

Бескрайние, так мне видится, снежные поля ледника полностью покрывают южные отроги гребня, спускающегося от вершины Спартак к изломам горы Орцвери. Изредка из ледникового поля торчат выходы скальных гребней, движение цепи все замедляется. Мы выходим по плато между конусом горы Спартак и Казбеком. Не все справляются с дыханием, время от времени возникают остановки, и вся цепь вынужденно замирает. Еще несколько передышек для того, чтобы выровнять дыхание, но мы уже близко, на километровом подъеме к вершинам Казбека. Белая крутизна нарастает, словно опрокидывается на тебя, или хочет опрокинуть, сбросить согнувшиеся на подъеме фигурки вниз. Мы, как муравьи, попавшие в песчаную яму, карабкаемся по снежному склону исполина-кулуара между вершинами. Если здесь и прикован Амирани, ему никогда не выбраться из подземелья, как нам не преодолеть этот склон.

Снежный наст проваливается под ногами, снеговые пласты уезжают из под ног при каждом новом шаге, съезжают по склону, ускоряются внизу и, наконец, рассыпаются. Перестаешь думать о товарищах, вообще перестаешь размышлять, уже не пульс, а все сердце стучит в голове. "Пепел Клааса…", шаг, "пепел Клааса…" еще несколько шагов. Что это ко мне привязались эти строки? Связки рассредоточены на расстояния в несколько десятков метров, чтобы не зацепить одной другую при падении.

Начинается решающий штурм по крутому подъему с фирновым снегом, ледяными выходами из под него, приходится пустить в ход ледорубы для ступеней в натечном льду. В связке, конечно, не такой безнадежной кажется наша затея. Мы помогаем друг другу.

Еще несколько самых трудных часов, последние минуты длятся вечно, время остановилось. Я, как в замедленной съемке, буквально, переваливаюсь, как утопающий, через борт спасательной шлюпки, с последней ступени этой лестницы в небо, на самую верхнюю площадку, на стол горы. Еще немного усилий, я поднимаюсь сначала на четвереньки, потом встаю деревенеющей ногой на этот ледяной пятачок Казбека между его зубцами. Вот она — давняя цель моего движения вверх.

Меня подташнивает, я валюсь на снег или лед, мне уже все равно, и проваливаюсь в черную пропасть без памяти. Это меня настигла классическая "горная болезнь", гипоксия, с тошнотой, рвотой, резко возникшей головной болью и потерей интереса к дальнейшему действию. Видимо, так себя чувствуют в космосе впервые попавшие на орбиту космонавты.

Пока я спал, как в обмороке, подтянулись к часу дня и все остальные. Самое обидное было в том, что когда я открыл глаза, на вершину присело облако, и всяческая видимость исчезла. Несколько человек полезли на зубцы, возвышающиеся над ледовой площадкой горного великана. Я лежа, приподнявшись на локте, безучастно смотрел на их молодецкие выходки.

Было сыро, муторно и не интересно — не было видно не только Главного Кавказского хребта со всеми его вершинами, но и вообще ничего остального не было видно. Туман, серость, влага оседала на ресницы, брови, было холодно и не по себе. А уже надо было спускаться. Я с отвращением отвязал от ботинок ненавистные кошки и положил их в рюкзак, — уж вниз как-нибудь скачусь, — как — было безразлично.

Как только начался общий спуск, буквально через десяток минут движения и сотню метров спуска, я себя почувствовал другим человеком. Я отвязался от партнера по связке. Снова ослепительно засияло солнце прямо над нами. Голова прояснилась, захотелось есть, я вспомнил свое детское дворовое умение кататься на коньках с ледяных горок, зажал ледоруб между ног и за несколько минут съехал на ботинках метров на триста-четыреста вниз по заснеженному ледниковому полю, притормаживая ледорубом, гася скорость спуска. Из под каблуков разлетались ледяные искры. Далеко опередив всю команду, я остановился и стал ждать, радостно глотая воздух, которого все еще заметно нехватало.

Вернулась радость достигнутой цели и сознание того, что заветная мечта осуществилась, и хотя я понимал, что нарушил какие-то правила, мне было весело, все смешило меня и радовало своей чистотой и светом. Усталость улетучилась, было приятное состояние легкого опьянения. Я спускался с заоблачной выси, я побывал в стратосфере, я находился в космосе. Меня, казалось, ожидали внизу восхищенные моим подвигом неведомые мне поклонники и поклонницы.

Через полчаса и эта радость исчезла — "пятитысячники" мне не казались больше привлекательной целью, и эти минуты, когда все уже было позади, показались лучшими во всей альпинистской эпопее.

Мы шли от метеостанции на вершину Казбека около десяти часов, а назад проделали тот же путь часа за два или три, не более, точно не помню. Спустились вниз очень быстро и кроме небольшого приключения в зоне известного нашим проводникам камнепада, вспомнить было бы и не о чем. А тут, в пути мимо опасной осыпи, для разнообразия, а может быть, для моего посвящения в альпинисты, разбуженный нашим шумом, Амирани мне на прощание послал привет, и пришлось мне укрываться, чуть отпрыгнув с тропы в сторону, и пролежать несколько минут за громадным валуном, чтобы не попасть под такой же. Может быть, так как я не раз вспоминал закованного в цепи героя, он стал икать в подземелье или невзначай чихнул. Кусок скалы, величиной с микроавтобус, с грохотом сорвался с гребня, пронесся надо мной, как реактивный самолет, рассыпаясь на отдельные фрагменты, и полетел дальше в ущелье. Камнепад быстро окончился и мы, те кто пережидали за укрытиями, пошли дальше.

Не останавливаясь в метеостанции, делая короткие привалы, мы стали спускаться к разбитому на нижнем плато лагерю, где ждала нас настоящая еда, вино и поздравления друг друга с первым (для многих) "Пятитысячником" по имени Казбек. Что потом и было засвидетельствовано в специальной книжечке при вручении нам значка "Альпинист СССР". (Высота Казбека во всех справочниках разная — от 5033 метров до 5047 м).

Я недавно вычитал, что при одном из восхождений на Казбек, в 1950 году, приуроченному к "славной дате — 40 лет восхождению на Казбек С. М. Кирова", альпинисты поочередно несли 26-ти килограммовый бюст Кирова, чтобы установить его там и таким образом украсить Казбек. Почему именно 26 кг должен был весить этот бюст — наукой не установлено. Некоторым образом им повезло, наша альпиниада не проходила в год 70-летия "лучшего друга советских альпинистов", то-то бы помучились…