Сергей Нечаев - Марко Поло

Джованни Баттиста Рамузио оставил нам еще одну легенду, которую он слышал, по его словам, «из уст Гаспаро Малипиеро, который жил напротив дворца Поло»{395}. Рассказ «великолепного мессира Гаспаро Малипиеро, старого господина, отличавшегося особой добротой и честностью»{396}, начинался с того, что венецианцы, имевшие отношение к семейству Поло, с недоверием отнеслись к личностям своих так долго отсутствовавших родственников. И, чтобы снять затянувшееся напряжение, Марко Поло, его отец и дядя решили пригласить всю родню на роскошный пир.

В результате все гости оказались на самом удивительном маскараде. Едва они расселись по выделенным им местам, появились «возвращенцы», и были они наряжены в длинные просторные одеяния из «малинового атласа», которые вскоре были «разорваны на куски и разделены между слугами»{397}. Потом Поло сменили одежду, представ перед собравшимися «в бархатном платье красного цвета»{398}. Всё это тоже было разорвано и роздано слугам.

Джованни Баггиста Рамузио пишет: «Затем они вышли в грубых одеждах, в которых они вернулись домой. После этого, взяв острые ножи, они начали вспарывать их полы и подкладки, извлекая оттуда в больших количествах рубины, сапфиры, карбункулы, бриллианты и изумруды, которые были зашиты в одежды так, что никакой человек не мог себе такого и представить. Дело в том, что, покидая великого хана, они поменяли все подаренные им богатства на множество изумрудов и других драгоценных камней, прекрасно понимая, что в долгом и трудном пути им не сохранить такое количество золота»{399}.

Короче говоря, если наши путешественники хотели произвести впечатление, то им это очень даже удалось. Их показательное выступление ошеломило гостей и, главное, произвело должное впечатление.

«Те, в ком они прежде сомневались, — пишет Джованни Баггиста Рамузио, — на самом деле оказались почтенными и достойными господами из рода Поло, и им воздали великую честь и почтение. И когда об этом стало известно во всей Венеции, так же стали поступать все — и простолюдины, и благородные люди начали стекаться к их дому, чтобы обнять их, осыпать ласками и продемонстрировать привязанность и почтение, какие только можно вообразить»{400}.

Как видим, рассказ Джованни Баггиста Рамузио заканчивается вполне благополучно. После этой «демонстрации» Никколо, Маттео и Марко Поло стали пользоваться заслуженным уважением своих сограждан, но при этом особенное внимание доставалось Марко. «Все молодые люди каждый день приходили к нему и беседовали с мессиром Марко, — утверждает Джованни Баггиста Рамузио, — а тот был со всеми обаятелен и милостив. Его расспрашивали о Катае и великом хане, а он отвечал с такой добротой и вежливостью, что все чувствовали себя ему в какой-то мере обязанными»{401}.

Политическая ситуация в Венеции

К тому времени, когда наши путешественники вернулись домой, в Венеции, ставшей образцом крупной морской державы, далеко вышедшей за пределы города, под покровом мирной жизни скопилось довольно сильное напряжение.

Историк Джон Норвич в своей «Истории Венецианской республики» пишет: «При такой мучительно сложной системе кажется странным, что вообще кого-то выбирали, но 13 июля 1268 года, всего через шестнадцать дней после смерти предшественника, был избран Лоренцо Тьеполо»{402}. Он стал 46-м дожем Венеции. И при этом он был сыном 43-го дожа Джакопо Тьеполо.

На этот счет мы имеем свидетельство Мартино да Канале, автора «Венецианской хроники» и очевидца тех событий; так вот он не упустил случая описать перезвон колоколов на соборе Сан-Марко и толпу народа, собравшуюся на центральной площади города. Люди окружили нового дожа и «срывали одежду с его спины» — традиция разрешала это им делать (так дожу давали понять, что он «лицо подчиненное и милосердное»). Дож босиком подошел к алтарю, дал клятву, и ему вручили знамя Святого Марка, покровителя Венеции. Затем на него надели новое платье и торжественно пронесли вокруг площади. Новый дож при этом разбрасывал монеты и обращался к своим подданным…

Тем не менее правление Лоренцо Тьеполо, бывшего дожем, когда Марко Поло отправлялся в путешествие, ознаменовалось множеством несчастий: сначала, в 1268 году, Венецию охватил голод, и резко подскочили цены на все продукты питания, затем начались проблемы с соседями. Примерно в то же время республика ввязалась в трехлетнюю войну с Болоньей, и эта война быстро поглотила многие более мелкие города и сельские районы. Неудивительно, что отношения Венеции со всей северной частью Италии сильно испортились.

Дополнительный ущерб нанес отказ Венеции помочь церкви в войне «Сицилийской вечерни», то есть в продолжительной борьбе сицилийцев против власти Карла Анжуйского, брата французского короля Людовика IX Святого. В этой борьбе, длившейся с 1282 по 1302 год, погибло много людей[40].

В отместку за это церковь в 1284 году приняла жестокие меры — отлучение. И в соборе Святого Марка замолчали колокола, а все религиозные обряды венецианской жизни (венчание, отпевание и даже крещение) были запрещены. «Зима прошла без празднования Рождества. Затихшая, покаянная Венеция, казалось, волей Бога была превращена в мрачное чистилище»{403}.

Но, как отмечает Джон Норвич, всего «за семьдесят лет XIII века Венеция заявила о себе как о мировой державе. Сначала республика обрела огромные территории на Востоке, разбогатела и укрепилась, затем утратила эти земли и, наконец, снова их вернула. Более важным было то, что за эти десятилетия пришли в упадок обе империи — Восточная и Западная. Византийская империя Палеологов, хотя и просуществовала еще почти два столетия, но так и осталась государством, из последних сил отбивавшимся от врагов»{404}.

Большую часть времени из тех семидесяти лет Венеция сражалась. Она потеряла очень много людей и кораблей. И вот теперь получилось так, что соседи, от которых она зависела и в плане торговли, оказались «настроены в большей или меньшей степени недружелюбно»{405}.

Короче говоря, для республики начались тяжелые времена.

Простые венецианцы винили в упадке всех и вся, но прежде всего несколько высокопоставленных семейств, которые еще больше обогатились в годы обрушившихся на Венецию испытаний. В первую очередь ответственность возлагали на клан Дандоло, представитель которого — Джованни Дандоло — был 48-м дожем в период с 1280 по 1289 год.