Андрей Жариков - Полигон смерти

Мы подъехали к чабанам. Я угостил их сыром и колбасой. Пастухи что-то сказали на своем языке.

— Они благодарят тебя и предлагают ягненка на бешбармак, — перевел младший лейтенант. — Отказываться нельзя, обидятся.

— Овцы государственные, — ответил я. — А вот посмотреть овцу вблизи мне очень нужно.

Старик с проворностью юноши приволок овцу к машине. Я достал из багажника дозиметр и убедился, что животное не посыпано атомным пеплом. Небольшое колебание стрелки вполне допустимо — овца целый день под солнцем.

Никто из казахов даже не поинтересовался, зачем я проверяю их живность прибором, не было разговора и об атомных взрывах. Никаких подозрений, никаких жалоб на здоровье. Не было ни одного случая гибели овец.

Отъехали не так далеко, когда младший лейтенант похлопал меня по плечу:

— Останови! Лиса!..

Выйдя из машины, милиционер стоя выстрелил из винтовки.

— Готова! — крикнул он и пошел вверх по склону высоты.

Вскоре принес красивую лисицу.

— Упитанная — значит, шкура не будет линять. Тебе на память, — он бросил огненно-рыжую красавицу в машину.

Я достал дозиметр, проверил: никакой радиоактивности.

— Не бойся, лиса чистая, не пыльная, потому что облизывает себя, — сказал младший лейтенант.

Вечером начальник райотдела милиции позвал меня в гости. Глинобитное жилище внутри нисколько не хуже квартир в кирпичном доме. В одной из комнат на шкурах архаров, разбросанных на полу, сидели гости. Младший лейтенант называл каждого по должности в том порядке, как они расположились: начальник райотдела КГБ, второй секретарь райкома партии, заместитель предисполкома, директор школы, секретарь райкома комсомола, председатель колхоза… Они поочередно поднимались и, когда я пожимал руку, называли имя и фамилию. Для меня поставили низенькую скамеечку.

Появилась белая скатерть. Старая казашка — мать милиционера — принесла таз с горячим, душистым бешбармаком. В объемных старинных мисках лежали горками огурцы, помидоры, головки лука, чеснока. Кто-то разрезал хлеб и наделял всех большими кусками. Хозяин поставил перед каждым гостем пиалы для шурпы бульона из баранины — и граненые стаканы для хмельного. Один из гостей раскупоривал бутылки и дополна наливал подставленные стаканы. Я сказал было, что коньяк не годится пить стаканами, но военком одернул меня:

— Здесь свои порядки.

Мне было позволено есть ложкой. Все другие гости брали бешбармак, засучив рукава, пальцами и отправляли себе в рот, запивая из пиалы горячей шурпой, таков обычай.

Ко мне подсел секретарь райкома и сказал тихо:

— Скрыл я от тебя бурты зерна в степи. Подумал, что донесешь о задержке отправки. А у нас транспорта мало. Давай завтра проверим, не заражено ли. Я знаю, зачем ты приехал…

Проверив три бурта примерно по 50 тонн пшеницы, я ужаснулся: прибор показал большой уровень радиации. Неудивительно: зерно с зараженного поля собрано в одно место.

— Судить нас будут, если мы отправим зерно на мукомольные заводы и отравим тысячи людей, — сказал я.

— Что делать? — спросил перепуганный секретарь.

— Сжечь! — посоветовал я, что и было сделано в тот же день.

Утром я проснулся от возбужденных голосов. Вышел умыться и понял: начался «степной дождь». Ветер поднимал мусор и гнал его по улице. Опавшие листья, сено — все перемешалось с пылью и летело выше крыш домов. Небо потемнело. Может ли удержаться на земле радиоактивная пыль после такой бури? Ее гонят с возвышенных участков в березовые околотки и камышовые долины не только потоки дождевой воды, но и ветер. Никто не может утверждать, что наши площадки, над которыми взрывались атомные бомбы, не присыпаны радиоактивной пылью.

Однако искать радиоактивные пылинки в степи за две — три сотни километров от полигона, хотя бы и через несколько дней, бессмысленно. Тем более их не может быть через год. Радиоактивные вещества представляют опасность лишь в первые часы после выпадения, когда их воздействие наивысшее, а затем они ослабевают в сотни раз. Облако дыма и пыли, значительно осевшей при слабом потоке воздуха уже на первых километрах своего пути, уходит высоко в небо. Оно расширяется до нескольких десятков километров, и концентрация пылинок в его одном кубическом метре ничтожно мала. На землю за двести километров от места взрыва выпадает так мало радиоактивных микропылинок, что обнаружить их можно лишь высокочувствительным прибором, и то не повсеместно. Об этом свидетельствует практика дозиметрической разведки за многие годы исследования районов, над которыми проходило «грязное» облако…

— Ну, «командующий», что будем делать? — услышал я голос доктора. — Пыль даже в постель проникла, а в лаборатории она все колбы загрязнила, на столах чертиков рисовать можно. Долго это продолжаться будет?

— Думаю, до вечера не успокоится, — ответил я, поскольку уже не раз наблюдал подобные пыльные бури.

Вечером буря действительно выдохлась, и над горизонтом, за который уже опустилось солнце, красным огнем долго горел небосвод. Ко мне пришел одноногий немой переводчик. Он выразительно объяснил жестами, что завтра будет последний солнечный день, а потом начнутся дожди. Всюду расползется непролазная грязь, самолеты не смогут взлететь, автомашины не доберутся до города.

Была низкая сплошная облачность. Мы летели на малой высоте, и нагруженный Ли-2 подкидывало, как на ухабах. Под нами простиралась степь, на которую выпадал не один след радиоактивного облака. Я настроил дозиметрический прибор и решил проверить, как он отреагирует с высоты. Не было сомнений, что земля здесь усыпана продуктами деления, представляющими собой многие изотопы химических элементов средней части Периодической системы элементов Д. И. Менделеева: от цинка до гадолиния. Правда, образующиеся ядра изотопов перегружены нейтронами, они нестабильны и претерпевают быстрый распад, но все же…

Мне было известно, что первичные ядра осколков деления в последующем испытывают в среднем три — четыре распада и в итоге превращаются в стабильные изотопы. При этом активность их быстро падает, и это позволяет сказать, что за сотни километров от полигона пыль, выпавшая из облака, через десять двенадцать дней совершенно неопасна.

У нас на одной площадке летом 1954 года, как помнит читатель, произошел «холостой» взрыв ядерного устройства. Активность разбросанных в этом случае долго живущих радионуклидов велика. Бури могли разнести опасные частицы из района взрыва по всему полю. Собрать их вместе с грунтом и захоронить или нейтрализовать на месте невозможно. Вот они и кочуют с бурями по всей Средней Азии. Бури поднимают не только пыль, но и траву, тяжелые радиоактивные крупинки с высокой степенью активности. Они, пожалуй, самые опасные для людей разносчики невидимого и без запаха врага.