Илья Дубинский-Мухадзе - Орджоникидзе

— Подумайте, во имя чего вы бросаете на произвол свои семьи, едете за тысячи и тысячи верст, единственно ради того, чтобы погибнуть!

Некоторые "доброжелатели" предостерегали Орджоникидзе:

"Вас могут убить, если вы будете выступать с подобными речами на широких собраниях. Вас сочтут за шпиона, за подстрекателя против правительства…"

Чаще всего они появлялись на митингах вдвоем — Орджоникидзе и его якутская тень — меньшевик Охнянский. Так было и в последний день в Иркутске. Оба приняли приглашение рабочих железнодорожных мастерских прийти поговорить "о войне". Серго старался объяснить, что переход власти к Временному правительству вовсе не изменил характера войны, она остается империалистической. Пролетарская партия не может поддерживать ни войны, ни правительства, которое ее ведет. Свое выступление Серго закончил словами: "Долой войну!"

Тотчас же на тендер, заменявший трибуну, вскочил Охнянский. Улыбаясь, спросил:

— Гражданин Орджоникидзе, скажи на милость, Сталин, он кто, большевик или меньшевик?

Это было все равно, что подлить в костер бензина. Серго разъярился:

— Что за дурацкий вопрос? Коба мой друг! И в Тифлисе и в Баку — всегда громил меньшевиков, По рекомендации Ленина он был кооптирован в Центральный Комитет, одно время руководил работой Русского бюро.

— Премного благодарен за разъяснение. — Охнянский спешил использовать момент: — Товарищи рабочие! Из уст Орджоникидзе вы только что услышали: "Сталин большевик". Да, Сталин — один из признанных лидеров. Так вот, сразу после нашей великой революции Сталин писал, я цитирую: "Временное правительство закрепляет шаги революции".[50] Сталин на этом не остановился. Орджоникидзе, слушайте внимательно последнее заявление вашего друга. Я снова цитирую: "Прежде всего несомненно, что голый лозунг "Долой войну!" совершенно не пригоден"… А Орджоникидзе во все горло кричит: "Долой войну"… Позор!

Серго не стал кривить душой перед рабочими:

— Я Сталина люблю. К его голосу прислушиваюсь. Нынешних его взглядов не знаю. Мы не виделись с весны 1912 года. Не хочу проводить аналогий. Просто говорю, и Плеханов и Мартов вместе с Лениным из "Искры" раздували пламя. Теперь далеко разошлись их дороги. Друзьями бывают только единомышленники. Принадлежность к одной партии сильнее кровного родства!.. Попаду в Петроград, увижу Сталина, расскажу ему о нашем сегодняшнем собрании. Не забуду, упомяну, как Охнянский нанес мне удар ножом в спину. Потом напишу вам все начистоту… А моего мнения о войне никто изменить не может — "Долой!". Как только власть возьмет пролетариат, справедливый мир обязательно будет подписан.

…Ночью вагон с бывшими политическими ссыльными прицепили к пассажирскому поезду "Владивосток-Петроград". Зинаида Гавриловна, никогда раньше не видавшая железной дороги, все радостно хвалила, на все смотрела большими глазами. Серго безучастно кивал головой или невпопад бросал: "Да, да. Очень интересно!"

Из головы не выходил Сталин. Все выдумать Охнянский не мог. Зачем же Кобе понадобилось писать статью против лозунга "Долой войну!" и защищать Временное правительство?

Постепенно — назавтра или на третий день, этот последний случай отошел на задний план. Зато все яснее, отчетливее виделась ночная прогулка с Ильичей по Парижу. Сквозь перестук вагонных колес совсем отчетливо доносились слова Ленина: "Говорите "Коба — наш товарищ", дескать, большевик, не перемахнет. А что непоследователен, на это закрываете глаза? Нигилистические шуточки о "буре в стакане воды" выдают незрелость Кобы как марксиста".

А в Тифлисе, Серго хорошо помнил, общие друзья и соученики Сталина по духовной семинарии всегда печалились: Коба шутить совсем не умеет. Удивительный грузин — не понимает шуток. На самую безобидную отвечает кулаками…

15

Старый дом на Широкой улице… Темноватый, обшарпанный подъезд. На звонок, по мнению Зины, слишком энергичный, вышел Марк Тимофеевич Елизаров — муж старшей сестры Ленина Анны Ильиничны. Профессиональный революционер, один из руководителей всеобщей забастовки 1905 года, он внешне выглядел солидным петербуржцем.

Марк Тимофеевич приветливо поклонился.

— Предупрежден заранее. Приказано принять наилучшим образом!

Небольшая квартира была густо населена. В начале революции приехала Мария Ильинична. В апреле — Владимир Ильич и Надежда Константиновна. Прямо с вокзала они отправились в особняк Кшесинской на Каменноостровском. Этот облицованный коричневыми изразцами особняк знаменитой балерины в февральские дни захватили солдаты броневого дивизиона, все — бывшие рабочие. Свой "трофей" они немедленно передали большевикам. С того часа это стал самый притягательный дом в Петрограде. У его каменных стен, выходивших на Большую Дворянскую улицу и Кронверкский проспект, постоянно собирались. толпы рабочих, фронтовиков, матросов. С балкона и из беседки на углу к ним обращались лидеры единственной политической партии, жившей их интересами, выражавшей их чаяния…

"С балкона дворца Кшесинской Ленин хлещет огненными бичами Россию!.. О, как слушает его толпа! Проклятие, они дождались своего мессию", — сокрушался "Народный трибун" — газета господина Пуришкевича.

В квартире сестры Владимира Ильича ждал забавный сюрприз. Мальчонка Гора — воспитанник Анны Ильиничны — втайне от взрослых приготовил и вывесил над кроватями в комнате, отведенной "Ильичам", разрисованный цветными карандашами лозунг: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" Сейчас Владимир Ильич с удовольствием демонстрировал произведение Горы Зине и Серго. Мальчик, разумеется, был тут же.

— Володя, зови друзей к столу, — попросила Анна Ильинична.

— А чем будешь угощать? — лукаво прищурился Владимир Ильич.

— Забыл, какая удача сегодня выпала Наде и Марии? Они принесли из очереди леденцы, булки, яйца!

— Не губите, Анна Ильинична! — взмолился Серго. — Не конфузьте перед молодой женой. Вчера мне Зина поручила принести что-нибудь к ужину. Я взял в помощь Алешу Джапаридзе, еще одного бакинского товарища. Честно стояли в хвосте не меньше двух часов. Дали нам десяток яиц. Ни хлеба, ни сахара так и не достали.

— Хлеб, сахар — это для блезиру. Вам небось шашлык хотелось с кисленьким винцом! — подзадорил Ильич. Согнал улыбку. — Когда-то историк Кар-лейль, автор "Французской революции", пресерьезно уверял, что его соотечественники отличаются от всех прочих народов мира редкой способностью безропотно стоять в очередях. Увы, наши петроградские женщины давно превзошли французов! Кое-как одетые, с грудными детьми на руках, под проливным дождем или в лютую зиму на скованных и выбеленных морозом улицах, часами стоят они за хлебом, молоком, Фунтом сахара или бог знает из чего сделанными конфетами. Святые русские женщины!..