Николай Павленко - Царевич Алексей

Письма проникнуты заботой о здоровье любимой, о том, как бы обеспечить ее всеми возможными удобствами в пути, поддержать в бодром настроении.

«Не печалься, друг мой, для Бога, — пишет он из Болоньи. — Я сего часа отъезжаю в путь свой. За сим предаю вас и с братом в сохранение Божие, который сохранит вас от всякого зла».

В другом письме царевич озабочен тем, как бы обеспечить Евфросинью нужными лекарствами: «По рецепту дохторову вели лекарство сделать в Венеции; а рецепт возьми к себе опять; а будет в Венеции не умеют, так же как и в Болоний, то в немецкой земле в каком-нибудь большом городе вели оное лекарство сделать, чтобы тебе в дороге без лекарства не быть».

На это письмо Евфросинья отвечала в более сдержанных тонах с оттенком официальности в обращении: «Батюшка, друг мой, царевич Алексей Петрович, здравствуй на многая лета… Изволите писать, чтобы в Венеции по рецепту дохтурскому лекарство сделать, на сие доношу, что за благодать Христову, нужды в сем не имею, токмо пластырь сделала в Иншпруке, а бальсам могу сделать и в других городех для того, что и старого еще есть. В Венеции приняла басу (паспорт. — Н. П.) до Берлина. Доношу вам об моих покупках, которые, быв в Венеции, купила: 13 локтей материи золотой, дано за оную материю 167 червонных, да из каменья крест, серги, перстень лаловые, а за оный убор дано 75 червонных…» В этом же конверте была вложена цидулка, адресованная П. А. Толстому: «Превосходительнейший господин Петр Андреевич! Здравствуй на множестве лет. Не остави моего прошения, которое в Болоний просила пред отъездом».

В чем состояла просьба Евфросиньи — неизвестно, но цидулка свидетельствует, что Петру Андреевичу удалось втереться к ней в доверие.

Новое письмо царевич отправил из Инсбрука 26 ноября 1717 года. Сообщив о том, что из Инсбрука «поедем в Вену водою», царевич утешал возлюбленную: «И ты, друг мой, не печалься, поезжай с Богом; а дорогою себя береги. Поезжай в летиге не спеша, понеже в Тирольских горах дорога камениста, сама ты знаешь; а где захочешь, отдыхай, по скольку дней хочешь. Не смотри на расход денежный — хотя и много издержится, мне твое здоровье лучше всего. А здесь, в Инбурхе, или где инде, купи коляску хорошую, покойную… Пиши, свет мой, откуда можно будет, чтобы мне, маменькину руку видя, радоваться».

Следующее письмо — уже из Вены, от 5 декабря 1717 года. Он «зело рад тому, что молодцы у вас, понеже тебе, другу моему, не скучно одной; также Яков (один из слуг. — Н. П.) и кушанье про тебя может изготовить, что тебе угодно». О себе царевич сообщил, что «приехал сюда вчера и поедем, чаю, завтре». В конце же — об ожидаемом наследнике: «…предаю себя, и тебя, и малинькова Селебенова в сохранение Божие».

Под упомянутыми в письме «молодцами» подразумевалась группа слуг царевича во главе с братом Евфросиньи Иваном Федоровичем, которые были оставлены в Эренберге, а теперь отпущены вслед за царевичем и его возлюбленной. Из Гданьска 1 января 1718 года царевич писал Ивану: «Прошу вас, для Бога, сестры своей, а моей (хотя еще не совершенной, однако ж повеление уже имею) жены беречи, чтоб не печалилась, понеже ничто иное помешало которому окончанию, только ее бремя, что дай, Боже, благополучно свободиться». Царевич велел своей нареченной жене, «чтобы осталась в Берлине или будет сможет доехала до Гданска, и послал к ней бабу отсюда, которая может ей служить до приезду нашего».

«Молодцы» представляли из себя весьма шумную и беспокойную компанию. Зная это, царевич наставляет Ивана Федорова: «Смотри, чтобы молодцы жили меж себя хорошо». На обратной стороне письма две записки: одна адресована «молодцам», другая, ругательная, — одному из сопровождавших, некоему Петру Михайловичу. Обращаясь к «молодцам», Алексей Петрович просил: «Писал я к вам преж сего и ныне подтверждаю: будьте к моей жене почтительны и утешайте ее, чтоб не печалилась». Петра же Михайловича — неизвестно за что — царевич обругал самыми поносными словами: «Сука, б…, забавляй Афросинью, как можешь, чтоб не печалилась, понеже все хорошо; только за брюхом ее скоро совершить нельзя; а даст Бог по милости своей, и совершение».

Из Бреславля царевич прислал Евфросинье еще одно письмо, текст которого не сохранился. В нем он поделился радостным известием о том, что отец разрешил им жениться. Евфросинья получила письмо под Новый год, 31 декабря, и 1 января 1718 отвечала на него: «Изволишь писать и радость неизглаголанную о сочетании нашего брака возвещать, что всевидящий Господь по желанию нашему во благое сотворит, а злое далече от нас отженет, и что изволили приказать, чтоб брату и господину Беклемишеву и молодцам сию нашу радость объявить, и я объявила им, и повеселились, благодаря сотворшего нас».

Прибыв в Россию, царевич позаботился о присылке Евфросинье разных женщин для услуг. 18 января из Берлина та сообщала о своем намерении ехать до Гданьска, но присланная царевичем из Гданьска бабка «сказала, посмотря на меня, что больше в пути мне быть весьма невозможно за тем, что неровен случай в пути постигнет в неудобном каком месте, что ни доктора, ни лекаря сыскать будет негде». Не преминула Евфросинья известить о проявленной к ней заботе со стороны Толстого, который поселил ее не в гостинице, а в специально нанятом просторном доме, благодаря чему «никто про нас не ведает и не знает, и по се время, слава Богу, у нас смирно и изрядно». А также попросила прислать «икры паюсной, черной и красной икры зернистой, семги соленой и копченой и всякой рыбы; аще изволишь, малое число и сняточков Белозерских и круп грешневых».

Еще два письма Евфросинье царевич отправил из Твери в один день — 22 января. В первом он сообщал, что Толстой выехал из Риги в Москву без него, царевича, а он отправится вслед за ним: «…и, чаю, меня от всего уволят, что нам жить с тобою, будет Бог изволит, в деревне и ни до чего нам дела не будет».

В тот же день царевич послал и второе письмо, в котором сообщал, что из Петербурга к ней должны отправить священника и повивальных баб, и советовал доехать до Гданьска: «Понеже при тебе поп и бабы будут, то где ни родишь, везде хорошо»; если доехать до Гданьска нет возможности, то можно рожать и в Берлине: «В твою сие волю полагаю, что как лучше, так и делай»[10].

Вернемся, однако, к маршруту следования царевича. Поздно ночью 4 декабря царевич с сопровождавшими его лицами прибыл в Вену, близ города его встречал Веселовский. Все было обставлено глубокой тайной. Уже утром следующего дня путники покинули Вену и отправились далее в Брюнн, куда прибыли 8 декабря вечером.

Эта поспешность привела к конфликтной ситуации, едва не перечеркнувшей все старания Толстого.