Василий Емельянов - С чего начиналось

Новая проблема, которую тоже надо было незамедлительно решить.

Составление технической документации поглощало все время, и отвлекаться на что-либо другое у меня почти не было возможности. И тем не менее, конечно, не мог не следить за всем, что происходило на свете. Меня, инженера, много занимавшегося во время войны вооружением нашей страны, глубоко заинтересовало появление совершенно нового оружия, принцип действия которого казался неправдоподобным и выходил за рамки обычного, — атомной бомбы. И вообще в мире происходили серьезные перемены, которые никак не могли оставлять человека равнодушным.

К концу 1944 года уже было ясно, что полный разгром гитлеровской Германии не за горами, только вопрос времени, к тому же недолгого. Мы уже все чаще и чаще стали обсуждать самые разные проблемы восстановления народного хозяйства, перевода промышленности на рельсы мирного производства. Они вставали на очередь, как неотложные. Так, например, с начала 1945 года обсуждение вопросов реконверсии промышленности стало просто злободневной темой. Назывались конкретные заводы, которые намечалось перевести после войны на производство автомобилей или других машин.

На Западе тоже думали о мире. В американской технической печати появились статьи о проектах строительства гидростанций огромной мощности и новых железнодорожных линий большой протяженности с уникальными мостами и туннелями.

Антигитлеровская коалиция не только сыграла большую роль в военных успехах над фашистскими армиями, она еще и подтверждала возможность и необходимость сотрудничества государств и в условиях мира, даже если эти государства стоят на разных идеологических позициях и представляют разные политические системы И это понимали не одни мы.

По мере приближения конца войны мы видели, что Рузвельт прилагает усилия к тому, чтобы построить отношения с Советским Союзом на здоровой основе разумного сотрудничества. В то же самое время было вполне очевидно, что Черчилль чинит этому препятствия. Об этом мы судили по отдельным доходившим до нас сведениям о переговорах на Московской конференции министров иностранных дел СССР, США и Англии, а затем на конференциях глав правительств Советского Союза, США и Англии в Тегеране и в Крыму.

У Сталина с Черчиллем во время Тегеранской конференции были острые дискуссии. Вместе с тем на всех этих конференциях подчеркивалась необходимость продолжения сотрудничества великих держав также и после войны. В коммюнике Московской конференции прямо было сказано, что «только этим путем можно добиться поддержания мира и полного развития политического, экономического и социального блага их народов».

Как-то нарком судостроительной промышленности И. И. Носенко в самом начале 1945 года рассказал мне об очень интересном предложении, исходившем, по его словам, от президента американской фирмы «Кайзер». Эта фирма строила во время войны суда «Либерти». Директор фирмы «Кайзер» предложил заключить соглашение о создании объединенных советско-американских заводов по строительству судов. По замыслу авторов предложения на таких объединенных советско-американских заводах должны были работать как советские, так и американские рабочие, техники и инженеры, а заводы строиться как на территории СССР, так и США. Носенко мне рассказывал даже некоторые подробности этого замысла: высказывались предложения, чтобы на заводах, построенных на территории СССР, работало до 30 процентов американцев, а на заводах, созданных в США, до 30 процентов советских инженеров, техников и рабочих.

В это же время мне рассказывали и о другом проекте, предложенном будто бы американцами, проекте строительства железной дороги из США в Советский Союз с уникальным мостом через Берингов пролив.

— Вот тогда мы будем иметь возможность поставлять вам без всяких затруднений и оборудование, и необходимые материалы, это будет надежный метод развития торговли в огромном масштабе, — будто бы говорили представители американских деловых кругов.

Все эти разговоры, а также статьи в печати, освещавшие некоторые грандиозные проекты и замыслы, вполне естественно вызывали большой интерес. Невольно создавалось впечатление, что заложенные в военные годы здоровые отношения по сотрудничеству будут развиваться и дальше.

И надо сказать, что идеи сотрудничества глубоко трогали многих американских деловых людей, они считали практическую реализацию их не только возможной, но и просто необходимой.

…Вспоминаю, как спустя десять лет после окончания войны в Нью-Йорке на одном из приемов меня познакомили с сенатором Стассеном. Первыми же его словами были: «Нам необходимо сотрудничать».

— Обе наши страны, — говорил он мне, — обладают значительными природными ресурсами — у вас Урал, а у нас Кордильеры. В наших странах работоспособный, энергичный и разумный народ, и мы могли бы на здоровой основе сотрудничества значительно развить свою экономику и сделать всех людей счастливыми.

— Вы же знаете, сенатор, — заметил я ему, — что мы за развитие сотрудничества, и не наша вина в том, что оно плохо развертывается.

— Знаю. Мы часто разговариваем на разных языках, не понимаем друг друга, отсюда и возникает много недоразумений, — не без горечи сказал он.

В Нью-Йорк я приехал после только что закончившейся международной конференции в Женеве, организованной ООН. Вспомнив о конференции и благоприятной атмосфере, которая царила там, я сказал Стассену:

— А знаете, ведь в Женеве собрались ученые из 82 стран, но, говоря на разных языках, мы так или иначе неплохо понимали друг друга.

— Ученым легче понять друг друга, нежели политикам, — усмехнулся Стассен. — Если вы спросите любого ученого из любой страны мира, сколько будет два плюс два, — любой вам ответит: четыре. А если вы тот же вопрос зададите политику, он скажет: «Это трудный вопрос. Все зависит от политической ситуации, иногда может быть три, иногда пять и очень редко четыре».

Он пристально всмотрелся в массу находившихся на приеме людей, кого-то увидел и, меняя тему разговора, сказал:

— Я хочу вас познакомить с моим приятелем. Он хоть и капиталист, но неплохой парень.

И «неплохой парень» сразу же стал рассказывать о себе.

— Я итальянец по происхождению. Отец жил в Венеции и занимался сельским хозяйством, у него был небольшой клочок земли.

— Видимо, не в самой Венеции, а в Венеции-Местре, — заметил я.

— О, да. Совершенно верно, в Венеции-Местре. В самой Венеции, как вы знаете, заниматься сельским хозяйством нельзя — там нет для этого земли. — Мой собеседник оживился: — А вы были в Венеции?