Вильгельм Хёттль - Секретный фронт. Воспоминания сотрудника политической разведки Третьего рейха. 1938-1945

Альфред Розенберг возглавлял отдел внешней политики нацистской партии. Я старался добиться его поддержки своей линии, которую проводил в Югославии. Он неоднократно говорил мне, что Риббентроп занимал в этих вопросах неверную позицию, но изменять что-либо в ней было уже поздно. Такой разговор, в частности, произошел в марте 1941 года сразу же после путча генерала Симовича. Возвратившись в Вену, а затем в Загреб, я следил за развитием событий и своеобразными контактами Тито[71] с немцами.

13 апреля Сталин неожиданно появился на железнодорожном вокзале в Москве, чтобы проводить японского министра иностранных дел Мацуоку. Видимо, чтобы произвести надлежащее впечатление на отъезжавшего гостя, он подошел к помощнику немецкого военного атташе полковнику фон Кребсу, обнял его за плечи и произнес фразу, ставшую широко известной:

– Мы должны всегда оставаться друзьями, не правда ли?

Месяцем позже югославский посол Гаврилович был вызван в советское Министерство иностранных дел. Вышинский сообщил ему, что Советский Союз считает его миссию оконченной, поскольку Югославия потеряла свою независимость – ту самую независимость, которую Кремль за несколько недель до того признал и даже обещал защищать. Обращение было таким же, как и с Польшей, когда она была разгромлена в 1939 году.

Сталин, по всей видимости, никогда не имел серьезного намерения заниматься Югославией. Восстание сербских офицеров было для него всего лишь эпизодом, который он хотел использовать для своей выгоды. Белградские националисты, поняв это, пришли к выводу о необходимости проведения антинемецкой политики, что и сделало войну неизбежной.

С типичным для него цинизмом Сталин продержал югославскую делегацию в Москве до тех пор, пока не получил из Берлина сообщение, что Германия готова начать нападение на Югославию. Националистическая группа Симовича рассматривала такое поведение русских как «презренное вероломство» и «циничный обман». Такое мнение разделяло большинство сербского народа. Не будет, пожалуй, слишком большого преувеличения полагать, что нынешняя антирусская политика маршала Тито проистекает как раз из тех событий.

В сложившейся ситуации Симович посчитал необходимым достичь соглашения с хорватами. Он попытался добиться этого, резко изменив тактику и предложив назначить заместителем премьер-министра нового правительства лидера хорватских крестьян Мацека. При этом он даже не удосужился спросить того, желает ли он работать в правительстве. Мацек в то время не намеревался входить в состав кабинета Симовича, но, чтобы избежать окончательного разрыва отношений, послал в Белград Козутича, лидера правого крыла партии. Козутич был проинструктирован предъявить Симовичу требования партии – создание нового регентского совета из пяти членов – одного серба, одного хорвата, одного словенца, патриарха ортодоксальной церкви и католического архиепископа из Загреба. Новое правительство должно было заявить о своей приверженности сербско-хорватскому соглашению 1939 года о равенстве и официально объявить о вхождении в Тройственный союз.

Симовичу любой ценой надо было иметь в составе правительства хотя бы нескольких хорватов, чтобы избежать опасной оппозиции в Хорватии. Поэтому он принял эти условия без колебаний и возражений, не намереваясь в дальнейшем держать свое слово. Все, что было ему нужно, так это привлечь хорватского лидера в Белград и ввести его на какое-то время в состав правительства. Мацек, полагавший, что его требования окажутся для Белграда неприемлемыми, попал в положение человека, не имеющего явных причин пренебрегать предложениями правительства. Берлин же дал мне указания прекратить всякую поддержку Мацека, если он выйдет из коалиции.

Политика Германии по отношению к Югославии в тот решающий период времени была крайне безответственной. Гитлер был целиком занят подготовкой к русской кампании, предоставив почти всецело заниматься югославской проблемой министру иностранных дел. Риббентроп абсолютно не разбирался в сложных балканских проблемах и не мог сформулировать собственного независимого мнения. На ситуацию в Белграде он смотрел глазами своего советника по югославским вопросам Шмидта. Предупреждениям, шедшим со всех сторон, в особенности из Австрии, он не придавал никакого значения. Благодаря своей узколобой приверженности «принципам», он отклонил компромисс, предлагавшийся секретной службой в отношении Югославии и тройственного пакта. А с подписанием пакта и вообще считал дело законченным. Факт же, что югославы подписали его без всяких оговорок, был в его глазах лишь подтверждением правильности его бескомпромиссного поведения. В тот момент, когда Симович отдавал последние распоряжения о начале путча в Белграде, Риббентроп находился в Вене, хвастаясь, что был прав, не послушавшись советов «столь любящих компромиссы австрийцев». Гитлер был удовлетворен исходом дела, полагая, что может, наконец, целиком отдать все свое внимание России.

Его реакция на государственный переворот в Югославии была неистовой. Ярость оказалась направленной против всего сербского народа, которым всего несколько недель тому назад он же восхищался. Гнева не избежал и министр иностранных дел. Гитлер в запальчивости даже выкрикнул, что не желает более видеть Риббентропа. Последнему пришлось в связи с этим изобразить, как у нас говорилось, свое «полуночное танго». Такое прозвище Риббентроп получил за привычку запираться в темной спальне. Там он мог находиться в полной изоляции в течение нескольких дней. В министерстве иностранных дел такие оказии использовались для подписания бумаг, которые Риббентроп подписывать бы не стал, у заместителя министра или статс-секретаря.

Этот промах министра иностранных дел напомнил Гитлеру, что в партии имелся собственный отдел по внешним вопросам, возглавлявшийся Альфредом Розенбергом, которому он дал указание сконтактироваться с Мацеком и переговорить о сложившейся ситуации, не предоставив при этом полномочий для заключения каких-либо соглашений. Мацек тогда находился в довольно щекотливом положении. Симович лишил его обоснований для отказа от работы в правительстве. Большинство его соратников и основная масса хорватского народа считали, что наступил подходящий момент для выхода из состава югославского государства. Только немногие его коллеги, в том числе губернатор Хорватии Иван Субасич, ставший впоследствии членом правительства в изгнании в Лондоне, и его собственный секретарь, генерал Крневич, были за заключение некоего компромисса с Белградом. Мацек не обладал ни характером, ни решительностью своего предшественника Радича. Он колебался, надеясь, что Германия даст понять о своем отношении к данному вопросу.