Леонид Аринштейн - С секундантами и без… Убийства, которые потрясли Россию. Грибоедов, Пушкин, Лермонтов

Секунданты

В официальных документах фигурируют имена двух секундантов – Глебова и Васильчикова. В действительности же на месте дуэли присутствовали четыре секунданта. Как известно из мемуаров, решено было скрыть от следствия участие в дуэли А. А. Столыпина (Монго) и С. В. Трубецкого, которые во время суда могли поплатиться больше других: Трубецкой приехал в Пятигорск без отпуска; Столыпин уже раз был замешан в дуэль Лермонтова (с Барантом). Такое решение повлекло за собой и другие изменения в показаниях. Этим объясняется путаница в показаниях о том, кто с кем и на чем приехал к месту поединка. Пришлось перераспределить роли двух оставшихся секундантов: Глебов назвал себя секундантом Мартынова, Васильчиков – секундантом Лермонтова. В письме к Д. А. Столыпину 1841 г. Глебов давал обратное распределение функций. Не исключается, однако, что секундантами Лермонтова были Столыпин и Трубецкой. Из-за сильного ливня они задержались и приехали уже перед самым началом дуэли. На этом основании некоторые лермонтоведы вообще отрицали их присутствие на месте поединка, что противоречит целому ряду установленных фактов.

Дуэль

Дуэль Лермонтова с Мартыновым состоялась 15 июля около 7 часов вечера на небольшой поляне у дороги, ведущей из Пятигорска в Николаевскую колонию вдоль северо-западного склона горы Машук, в четырех верстах от города. На следующий день при осмотре указанного места Следственной комиссией замечена была «истоптанная трава и следы от беговых дрожек», а «на месте, где Лермонтов упал и лежал мертвый, приметна кровь, из него истекшая» (л. 31–31 об.). Впрочем, время и место дуэли не вызывали сомнений. Дальнейшие показания постепенно уклоняются от истины.

Мартынов: «Был отмерен барьер в 15 шагов и от него в каждую сторону еще по десяти. – Мы стали на крайних точках. – По условию дуэли каждый из нас имел право стрелять когда ему вздумается, – стоя на месте или подходя к барьеру…» (л. 36–37). Но в черновике показаний Мартынова было не так: «Условия дуэли были: 1-е. Каждый имеет право стрелять, когда ему угодно… 2-е. Осечки должны были считаться за выстрелы. 3-е. После первого промаха… противник имел право вызвать выстрелившего на барьер. 4-е. Более трех выстрелов с каждой стороны не было допущено…»[110].

Прочитав черновик, Глебов прислал записку Мартынову: «Я должен же сказать, что уговаривал тебя на условия более легкие… Теперь покамест не упоминай о условии 3 выстрелов; если же позже будет о том именно запрос, тогда делать нечего: надо будет сказать всю правду»[111]. «Запроса» не последовало, и Мартынов «всей правды» не сказал. От следствия были скрыты смертельные условия дуэли: право каждого на три выстрела с вызовом отстрелявшегося на барьер, и то, что расстояние между барьерами в действительности было не пятнадцать шагов, а всего десять[112]. Немного опоздавший на место встречи Столыпин (Монго), увидев, что расстояние между противниками таково, что им придется стрелять друг в друга почти в упор, пришел в ужас. Он тут же перемерил своими огромными шагами расстояние между барьерами и значительно его увеличил.

Существует версия, что непомерно тяжелые условия дуэли предложил Р. Дорохов, пытаясь заставить Лермонтова и Мартынова отказаться от поединка. То обстоятельство, что на месте поединка не было ни врача, ни экипажа на случай рокового исхода, позволяет предполагать, что секунданты до последней минуты надеялись на мирный исход.

Однако события развивались по-иному. Мартынов: «…Я первый пришел на барьер; ждал несколько времени выстрела Лермонтова, потом спустил курок…» (л. 37). Васильчиков: «…расставив противников, мы, секунданты, зарядили пистолеты…» Позже ученые установили, что были использованы дальнобойные крупнокалиберные дуэльные пистолеты Кухенройтера с кремнево-ударными запалами и нарезным стволом, принадлежавшие А. А. Столыпину[113]. «…По данному знаку гг. дуэлисты начали сходиться: дойдя до барьера, оба стали; майор Мартынов выстрелил. Поручик Лермонтов упал уже без чувств и не успел дать своего выстрела; из его заряженного пистолета выстрелил я гораздо позже на воздух» (л. 47–47 об.). Глебов: «Дуэлисты стрелялись… на расстоянии 15 шагов и сходились на барьер по данному мною знаку… После первого выстрела, сделанного Мартыновым, Лермонтов упал, будучи ранен в правый бок навылет, почему и не мог сделать своего выстрела» (л. 43).

Между тем в Пятигорске распространился слух, что Лермонтов категорически отказался стрелять в Мартынова и разрядил свой пистолет в воздух. На это указывают почти все известные нам источники: записи в дневниках А. Я. Булгакова и Ю. Ф. Самарина, письма из Пятигорска и Москвы К. Любомирского, А. Елагина, М. Н. Каткова, А. А. Кикина и др.

Первое из этих утверждений не вызывает сомнений: Траскин, который, как упоминалось, имел возможность первым допросить Глебова и Васильчикова, писал генералу Граббе 17 июля: «Лермонтов сказал, что он не будет стрелять и станет ждать выстрела Мартынова»[114]. Вероятно, соответствует истине и слух о том, что Лермонтов выстрелил (или, по крайней мере, готовился выстрелить) в воздух. В акте медицинского осмотра трупа указывается: «При осмотре оказалось, что пистолетная пуля, попав в правый бок ниже последнего ребра, при срастении ребра с хрящом, пробила правое и левое легкое, поднимаясь вверх, вышла между пятым и шестым ребром левой стороны»[115]. Но такой угол раневого канала (от 12-го ребра до противоположного 5-го межреберья уклон при нормальном положении туловища составляет не менее 35 градусов) мог возникнуть только в случае, если пуля попала в Лермонтова, когда он стоял повернувшись к противнику правым боком (классическая поза дуэлянта) с сильно вытянутой вверх правой рукой, отогнувшись для равновесия влево.

В пользу выстрела в воздух свидетельствуют и тот факт, что пистолет Лермонтова после дуэли оказался разряженным, и обмолвка Мартынова на следствии: «Хотя и было положено между нами считать осечку за выстрел, но у его пистолета осечки не было»[116], и позднейшее признание Васильчикова: «…он, все не трогаясь с места, вытянул руку кверху, по-прежнему кверху же направляя дуло пистолета…» На вопрос изумленного Висковатого (которому Васильчиков сделал это сенсационное признание) – «отчего же он не печатал о вытянутой руке, свидетельствующее, что Лермонтов показывал явное нежелание стрелять», бывший секундант ответил, что прежде «он не хотел подчеркивать этого обстоятельства, но поведение Мартынова снимает с него необходимость щадить его»[117]. Итак, секунданты скрыли от следствия еще один факт – пожалуй, самый важный: Мартынов стрелял в Лермонтова не только будучи уверенным, что тот в него не целится и не выстрелит, но именно в тот самый момент, когда Лермонтов поднял руку с пистолетом и, возможно, даже успел выстрелить в воздух. (Необычный угол раневого канала служил одно время главным аргументом для обоснования фантастической версии, что в Лермонтова стрелял не Мартынов, а подкупленный врагами Лермонтова казак, спрятанный в кустах на скале, нависающей над дуэльной площадкой.)