Виктор Лопатников - Канцлер Румянцев: Время и служение

Александр».

Оттесненный от заведования всей экспедицией, Крузенштерн увидел для себя не только материальные потери (размер вознаграждения от ожидаемого был несколько урезан), но и утрату лидерских позиций, не ему одному сулящих лавры первопроходца[20]. Это и наложило негативный отпечаток на все предприятие, как и на сведения о нем, поступившие впоследствии в Петербург после завершения плавания. Камергер постоянно наталкивался на обструкцию, злопыхательство, враждебность. Такое отношение передавалось и членам экипажей судов, где среди офицеров были известные впоследствии мореходы Ф.Ф. Беллинсгаузен, М.И. Ратманов, О.Е. Коцебу. На судне «Надежда» оказалась довольно пестрая компания. Каюты получили и «некоторые из ученых лиц», включенные в экспедицию с целью «пополнения познаний и полезных примечаний». Были люди, наделенные условными, представительскими обязанностями, «дабы придать посольству более блеска», и просто любопытствующие «повидать свет за казенный счет». «Население» корабля с первых дней плавания поделилось на группы, предпочитавшие держаться независимо друг от друга. Образовался довольно сложный, чреватый несовместимостью психологический фон. Обстановку подогревал скандалист поручик Федор Толстой, получивший известность по прозвищу «Американец». Это был особый тип чрезвычайно конфликтного человека. Он стал «пружиной всех беспорядков». Его списали на сушу, как только судно «Надежда» прибыло в Петропавловск. Толстой-Американец был вынужден возвращаться в Петербург «пешеходным туристом»{83}.

Напряжение среди командования экспедиции добавил выявившийся факт подлога, совершенный Лисянским. «Надежда» и «Нева», вопреки ожиданиям, не выказывали должных мореходных качеств. Приобретенные Лисянским в Англии по весьма высокой цене новейшие суда, как оказалось, таковыми не являлись. Произведенный у берегов Бразилии тщательный осмотр и ремонт обнаружил: корабли отнюдь не новые, а всего лишь подновленные, постройки 1789 года. Их ветхость подтверждалась не только клеймами, найденными ремонтниками на днищах. Корабли не выдерживали серьезных штормовых нагрузок. Это не раз ставило как сам экипаж, так и суда на грань гибели. На рейде у Канарских островов от стоявших здесь бывалых мореходов участники перехода узнали: это были «Леандр» и «Темза», и услышали, что претерпели эти суда в морских сражениях…

Из Бразилии Резанов докладывал графу Румянцеву: «Мы ожидаем теперь благоприятного ветра, но когда пойдем, не могу донести по неповиновению г. Крузенштерна, не говорящего со мной ни слова о его плавании. Не знаю, как удастся мне совершить миссию, но смею Вас уверить, что дурачества его не истощат моего терпения, и я решил всё вынести, чтобы только достигнуть успеха».

Резанов проявлял терпение и благородство до последнего. Тем не менее дипломатический посланник и полномочный министр, камергер Резанов в один из наиболее ответственных этапов экспедиции под угрозой физической расправы оказался заперт в своей каюте. Предъявленный бунтовщикам рескрипт императора на имя Резанова был предан осмеянию. Бунт команды, поднятый Крузенштерном против Резанова, привел к фактическому отстранению его от руководства экспедицией. Это произошло после того, как суда, преодолевая шторма, обогнув мыс Горн, вошли в воды Тихого океана. «Надежда» не смогла без потерь пройти испытания, получила течь в корпусе. Блокированный в каюте Резанов до прибытия кораблей в Петропавловскую гавань на Камчатке практически не выходил из затворничества. О заходе в Японию в это время не могло быть и речи.

В Петропавловске по обращению Резанова к действующему губернатору состоялось расследование. Вердикт грозил Крузенштерну отстранением от командования кораблем, обещал возвращение в Петербург сухопутным путем для предания суду. Капитан предпочел отступить. Он вынужден был принести публичные извинения Резанову. Извинения Крузенштерна пришлось принять. Людей, способных профессионально управлять парусными судами, знающих навигацию, в том краю было не сыскать.

После произведенного ремонта «Надежда» двинулась в сторону Японии. «Открыть торг с Японией» Резанову не удалось. Общение ограничилось на уровне властей острова, в акваторию которого прибыл его корабль. Накануне прихода в Японию «Надежда» едва выстояла, оказавшись в эпицентре тайфуна. Войти в гавань, сойти на берег ни Резанову, как и никому из членов команды, не дозволялось. Первые встречи отнюдь не отличались гостеприимством. Мореходов долгое время «держали пленниками», не давая сойти на берег, пополнить припасы. Посланник тяжело заболел, и только это обстоятельство дало возможность сойти ему на берег. Внешние контакты, в том числе и с находящейся поблизости голландской факторией, были ограничены. Документы, какие Резанову в конце концов удалось представить, местный губернатор отправил с нарочным в Иедо[21], в резиденцию императора. Ответа пришлось дожидаться довольно долго. Посланец из Иедо воротился ни с чем. Его возвращение ограничилось лишь сообщением о беседе с секретарем императора. Между тем отношение к пришельцам несколько смягчилось. Корабль Резанова стали посещать именитые граждане, происходил обмен подарками. Резанов старался проявлять возможное гостеприимство, угощал, в том числе и водкой, дарил подарки. Официальное послание российского императора было переложено в специально изготовленную торжественную упаковку, скреплено печатью местного губернатора…

Ожидание реакции официальных властей Японии затянулось на шесть месяцев. Все это время, что, в конце концов, удалось выведать Резанову, при японском дворе продолжалась дискуссия, как отнестись к контактам с русскими. Один из высокопоставленных японских чинов откровенно сказал, что «время, какое благоприятствовало русским, ушло в прошлое». К тому времени, когда корабль Резанова появился у японских берегов, «уже шесть лет, как умер последний при Дворе вельможа, кто ратовал за связи с соседом с Севера. После него пришло время противной партии», — записал он в своем дневнике.

Инструкция, данная Резанову, не могла вобрать в себя все необходимое. Многое не подтвердилось, другое вступило в противоречие с реальностями, а то, что казалось правдой, на самом деле таковой не являлось. Наивно было предполагать, что японцы, отвергнув католичество, проникнутся доверием к православным христианам. Священники на «Надежде» мало чем отличались от изгнанных из Японии сто с лишним лет назад… Голландцы, получившие ценой немалых усилий право на заход в японские порты двух кораблей в течение года, втайне смотрели на россиян как на непрошеных конкурентов.