Валентин Лазарев - Шеллинг

То, что абсолютное выступает в являющемся идеальном, не превращаясь в другое, дало повод признать приоритет этого относительно-идеального перед реальным и выдать за саму абсолютную философию только относительный идеализм, которому, несомненно, может быть уподоблена система наукоучения.

В целом натурфилософия происходит из абсолютного идеализма. Натурфилософия не предшествует идеализму, точно так же как она никоим образом не противостоит ему. Будучи абсолютным и в то же самое время относительным, идеализм сам охватывает лишь одну сторону абсолютного акта познания, которая немыслима без другой.

Чтобы ближе подойти к нашей цели, мы должны еще кое-что особо сказать о внутренних отношениях и структуре (Konstruktion) натурфилософии в целом. Выше уже упоминалось о том, что особенное единство — именно потому, что оно является таковым, — охватывает в себе и для себя снова также все единства. Так обстоит дело с природой. Эти единства, каждое из которых обозначает определенную степень вмещенности (Einbildung) бесконечного в конечное, изображаются в трех потенциях натурфилософии. Первое единство, которое в самом представлении (Einbildung) бесконечного в конечном есть опять это представление, изображается в целом как общее строение мира, а в отдельном — как ряд тел. Обратный процесс превращения (Zuruckbildung) особенного в общее как в сущность выражается, однако, всегда в подведении под реальное единство, которое является господствующим в природе, в общем механизме, где общее, или сущность, выявляет себя (sich herauswirft) как свет, а особенное — как тело, согласно всем динамическим определениям. Наконец, абсолютное воссоединение (Ineinsbildung) или индифференциацию (Indifferenzierung) обоих единств, хотя и только лишь в реальном, выражает организм, который сам опять-таки, если его рассматривать не как только синтез, а как исходное (Erstes), есть в-себе (An sich) обоих первых единств и совершенное подобие абсолютного в природе и для природы.

Но именно здесь, где вмещение бесконечного в конечное доходит до точки абсолютного безразличия (Indifferenzierung), оно снова непосредственно растворяется в своей противоположности и тем самым в эфире абсолютной идеальности, так что вместе с совершенным образованием абсолютного в реальном мире, с совершеннейшим организмом, также и непосредственно совершенное идеальное образование, хотя и оно выступает в разуме опять-таки только для реального мира, и здесь в реальном мире две стороны абсолютного акта познания равно свидетельствуют друг о друге в абсолютном, как образ и подобие (Gegenbild), — разум как абсолютный акт познания в вечной природе, символизируясь в организме, и организм как природа в вечном обращении конечного в бесконечное, в свою очередь символизируясь в разуме, вместе преображены в абсолютную идеальность.

Обозначение тех же самых потенций и отношений для идеальной стороны, когда они возвращаются по своей сущности теми же самыми, хотя и измененными по форме, не входит в сферу нашего рассмотрения.

Если натурфилософию, о которой данное произведение в своем первом варианте содержало только лишь отдаленные прорицания, усложненные подчиненными понятиями относительного идеализма, рассматривать с ее философской стороны, то она вплоть до настоящего времени является наиболее удачно осуществленной попыткой изложения учения об идеях и о тождественности природы с миром идей. Это высокое намерение было, наконец, возобновлено Лейбницем, но во многом даже у него самого и еще в большей степени у его последователей все остановилось лишь на наиболее общих теоретических положениях, которые им самим не были научно развиты и для его последователей остались непонятными, поскольку отсутствовала попытка благодаря им истинно постигнуть универсум и сделать их объективно значимыми. Некоторое время тому назад вызвало бы осуждение или признавалось по крайней мере невозможным полное описание интеллектуального мира с его законами и формами их проявления, а следовательно, опять-таки полное постижение этих законов и форм из интеллектуального мира, но теперь это уже действительно отчасти проделано натурфилософией, отчасти же она пока еще продолжает осуществлять эту цель.

Мы приведем один, пожалуй, самый наглядный пример, конструкцию, которую она дает относительно всеобщих законов движения мировых тел, — конструкцию, о которой, может быть, никогда нельзя было бы раньше подумать, что она в зародыше уже имеется в учении Платона об идеях и в монадологии Лейбница.

Если рассматривать ее с точки зрения спекулятивного познания природы, как таковой, или как умозрительную физику, то натурфилософия никогда не согласилась бы с тем, чтобы к ней причислили механическую физику Лесажа, которая, как все атомистические теории, представляет собою паутину эмпирических фикций и произвольных предположений без всякой философии. То, что было для нее более родственным и что несла в себе древность, большей частью утеряно. С натурфилософии начинается более глубокое познание природы; после слепого и безыдейного по характеру исследования природы, которое утвердилось в общем и целом со времени упадка, в философии Бэконом, в физике — Бойлем и Ньютоном, формируется новый орган созерцания и постижения природы. Тот, кто возвысился до воззрений натурфилософии, стоит на ее точке зрения и владеет ее методом, вряд ли сможет не согласиться с тем, что она как раз с уверенностью и необходимостью подводит к решению тех проблем, которые для прежнего способа исследования природы казались недоступными, правда, она идет не тем путем, который был избран прежде для их решения. Основное отличие натурфилософии от всего того, что до сих пор называли учениями о природных явлениях, заключается вот в чем. Эти учения рассматривали феномены в их основе, причины выводили из действий, чтобы затем последние вывести из первых. Если не считать порочного круга, в котором вращаются их бесплодные старания, теории такого рода, когда они достигали своего высшего развития, все-таки были способны фиксировать, что дело обстоит именно так, хотя никогда не указывали на необходимость. Выдвигая именно эти общие сентенции, эмпирики всегда горячо протестуют против такого рода теорий, хотя сами никогда не могут скрыть своей склонности к ним; но те же доводы еще и поныне приводятся против натурфилософии. В натурфилософии пояснения столь же редки, как и в математике; она исходит из принципов, которые сами по себе являются достоверными, независимо от какого-либо направления, предписанного ей явлениями; ее направление указано в ней самой, и, чем неукоснительнее она ему следует, тем вернее каждое явление само собой встает на то место, на котором оно только и может рассматриваться как необходимое, и это место в системе есть единственное объяснение их.