Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

— Поезжайте, Матвей Иванович, — сухо и спокойно сказала она. — Будете у нас в Петербурге, заходите по-свойски.

Глава 9

ВОЛНЕНИЯ И ПЕРСИДСКИЙ ПОХОД

Проскочив подвластное Екатеринославское Войско, Матвей Иванович опомнился лишь на родном Дону.

Тесть, Мартынов, тоже выдвинутый Потемкиным, ждал зятя с нетерпением:

— Ну, как там без Потемкина?

— Чуть не выпороли, — попугал Платов тестя.

Мартынов перемолчал, лишь откинулся на лавке, и бритый подбородок потер. Считал он себя достаточно сильным, вторым, можно сказать, человеком в Войске. Мог теперь обойтись и без потемкинской поддержки. Смерть покровителя лишь осложняла его позиции в бесконечно тянувшейся внутриказачьей борьбе кланов, родов, «верха» и «низа».

— Ладно, перебьемся, — подытожил тесть. — Уж как-нибудь, лишь бы все было хорошо.

В самом конце декабря 1791 года заключили мир. Донские полки с Дуная были переброшены в Краснороссию и вечно мятежную Польшу. Служба не прекращалась.

В Черкасске сохранялась тишина, как и в войну. После блистательного Петербурга казался родной город Платову обычной деревней. Смех вызывали потуги старшины соревноваться в богатстве, в роскоши. «Проклятая глухомань!» — вздыхал он, будучи званым гостем на семейных торжествах, на старинных праздниках и гуляньях. Ну как сравнить этот затопляемый городок с потемкинским великолепием Северной столицы!

Вздыхал Матвей Иванович: «Какую возможность упустил! Поживи еще Потемкин, да не было бы Зубовых…» Сладким, мучительным сном тянулись воспоминания о великой княгине Марии Федоровне. Вот кто бы мог его «наверх» вывести! Вышло же у Орловых, у Потемкина, у того же Зубова, а чем он, Матвей, хуже. Не было от таких мыслей Матвею Платову покоя…

Нет ничего невозможного. Мальчишкой возжелал он атаманскую дочку и женился на ней. А кем был?.. А теперь он бригадир, на все великое Войско Донское таких четверо.

Под сорок человеку, полон сил. Жена чуть ли не каждый год рожает. А мысли уносили Платова далеко. Знал он женщин, уделял им в своей жизни чересчур много внимания. Они ему сторицей возместили, вывели. Но эта была не кто-нибудь — жена наследника престола… Иногда оторопь брала, что посмел замыслить такое. Но, попутавшись, вспоминал он Потемкина, того же Зубова. Нет, не было покоя.

И вообще, его на Дону в то время не было.

Граф Иван Васильевич Гудович, герой Анапы, после заключения мира стал осваивать отвоеванные территории, укреплять их от немирных черкесов и иных горских народов и придумал построить меж Белой Мечетью и Усть-Лабой 12 новых станиц в крепких местах: 4 станицы заселить казаками Волгского полка, 3 — Хоперского, а остальные 5 — донцами. Наверху его проект одобрили: заселяй.

Сам по себе граф Иван Васильевич был человеком нрава горячего, правил строгих и правду любил. Связи в верхах приобрел обширнейшие, брат его — любимец покойного Петра Третьего, а жена, Прасковья Кирилловна, — дочь славного Разумовского. Мыслил граф масштабно, на тысячи. Получив сверху указ, одобряющий его идею, он не пожелал зарываться в мелочи, решил все одним махом: волгцев и хоперцев не трогать, а заселить предполагаемые станицы одними донцами. Три полка, отстоявшие свой срок на границе, домой не отпускать, а прибавить к ним еще три новых, идущих на смену, и все вместе пусть они к себе на Кубань с Дона к осени семьи выпишут. Как раз наберется три тысячи семей. Выдавать на семью по двадцать рублей на обзаведение на новом месте всем необходимым, а на каждую станицу сверх того еще по пятьсот — на постройку Божьих храмов. Весной чтоб начали строить, а осенью можно жен и детей выписывать.

Казаки, ждавшие смены и получившие приказ о переселении, заволновались. Отродясь такого не было. Заселяло Войско Донское разные линии и приобретенные земли, но — по жребию либо по доброй воле. Бывает, что тесно кому-то в родной станице станет, — езжай, отделяйся, селись, пострадай за общество. Но чтоб по приказу всем поголовно… Нет, такого не бывало.

Заявился командир Моздокского полка генерал Савельев в донские полки, велел рубить лес и строить дома, чтоб осенью родных в этих домах встречать. Казаки лес рубить не стали, собрались в круг:

— Ну, братцы, что делать будем?

Все три полка, Поздеева, Кошкина и Луковкина, порешили: это все не по обычаю, подчиняться не будем. Собрали от полка представителей, чтоб ехали в Черкасск и проведали: царский ли то указ, Иловайский ли воду мутит, перед царицей, по обыкновению, выслуживается. Или происки вражины Гудовича?

Больше склонялись к мысли, что это Иловайский — больше некому.

Три казака, не сказавшись по начальству, тайно ускакали на Дон. А остальные, не дожидаясь их возвращения, решили идти следом. Собралось ребят четыреста, по большей части с Переволоки — старой веры, упорные, развернули полковые знамена и бунчуки, выбрали предводителем Никиту Белогорохова, человека штрафованного, надежного, и сами пошли.

В Черкасске, отрезанном от всего мира разливом, благоденствовали. Грелось начальство на майском солнышке, как сытые коты. Хлоп — являются с той стороны Дона трое: Фока Сухорукое, Степан Моисеев и Данила Елисеев:

— Здорово живете[78]! Мы — с Кубанской линии. Приехали узнавать, что за указ такой — семьями на Кубань переселяться?

Начальство, проспавшее все на свете, только глазами хлопало, как сова одним местом. Но Иловайский, человек опытный, сразу нашелся:

— Ничего не знаю. Если правда, что вы говорите, сам срочно в Петербург выезжаю, буду царицу просить, чтоб отменила. А вы, ребята, давайте-ка по-хорошему назад, пока вас там не хватились. А то беды наживете.

Поздно! Через неделю пришли под Черкасск с Кубани взбунтовавшиеся казаки, стали, еле видные из-за разлива, на ногайской стороне, развернули знамена. Богу молились и клялись стать крепко и не выдавать. А ночью же вплавь пробрались в Черкасск, угнали нужное число лодок, а рано утром все на этих лодках переправились и торжественно в Черкасск вступили. Белогорохов впереди. Пришли к атаманскому дому:

— Эй, генерал-поручик Иловайский! Выходи, расскажи народу…

Иловайский, поколебавшись, вышел:

— Чего вы хотите?

— О-о! Это мы тебе враз докажем!.. — и стали перечислять ему вины, и его собственные и всех предков его, кто в какие времена при власти бывал.

— Всю жизнь ты, собака, нас не защищал, а погублял!

— Ты чего это удумал, а? Ты куда нас загнать хочешь? Сам переселяйся!

Иловайский, которому к тому времени уже переслали указ с одобрением мероприятий Гудовича, головой качал, руками разводил: