Всеволод Ежов - Конрад Аденауэр - немец четырех эпох

Требовательность к себе, самодисциплина позволяли канцлеру жестко требовать большей отдачи от министров, помощников, технических работников. Он вставал рано в любое время года и при любой погоде. В шесть часов утра начинал работать — знакомился со свежей информацией, доставленной к этому времени из Бонна. С семи часов говорил по телефону и диктовал личному секретарю. Около девяти часов отправлялся на машине во дворец Шаумбург.

Программа дня в рабочей резиденции намечалась заранее. Аденауэр наперед знал, что будет делать весь день. Тщательно готовился к приему посетителей, изучая подготовленные справки по вопросам, которые предполагалось затронуть. В дни заседаний кабинета министров, проходивших с 10 до 13.30, утренние часы посвящал только тем делам, которые стояли в повестке дня заседания. В иные дни с утра читал документы, диктовал письма и указания, совещался с ближайшими сотрудниками, принимал немецких и иностранных посетителей.

За его рабочим кабинетом оборудовали небольшую комнату, где можно было перекусить и отдохнуть. Если того требовали дела, от отдыха отказывался.

Во второй половине дня встречался с министрами, парламентариями, журналистами, промышленниками, профсоюзными руководителями. У Аденауэра не было категорий и групп людей, которых он исключал из общения, кроме заведомых экстремистов любого толка. Охотно беседовал с теми, кто придерживался отличных от его политических взглядов.

Ближе к вечеру любил совершать небольшие прогулки по дорожкам дворцового парка. Обычно приглашал пройтись руководителя ведомства канцлера, чтобы обсудить ближайшие дела.

Секретариат и сотрудники работали сменами, четко, без излишней торопливости и суеты. Из трех обычно молодых секретарш две постоянно находились на рабочих местах, готовые к диктовкам и различным поручениям.

Срочные дела Аденауэр решал немедленно. Докладные записки принимал лишь краткие и предельно ясные. Крупными буквами писал на них: «Согласен. А.» или делал на полях замечания и дополнения. К документам проявлял предельное внимание, подчас въедливость, полностью концентрировался даже при решении малых дел.

Если возникали непредвиденные обстоятельства, ход работы в корне менялся. Легкий на подъем Аденауэр выезжал на незапланированную встречу или мероприятие, отложив в сторону несрочные документы и отказавшись от отдыха.

Работа затягивалась обычно до глубокого вечера. На поздние часы намечались беседы с политическими помощниками, посещение дипломатических приемов, партийных собраний. Возвращался домой в будние дни около девяти часов. Случалось, задерживался и до полуночи. Независимо ни от чего утром вставал в обычный час.

После давней автомобильной аварии Аденауэра временами мучили головные боли. Это, однако, не меняло его рабочего ритма и оставалось незамеченным для окружающих.

Первую половину дня в субботу и воскресенье Аденауэр проводил в Рёндорфе за письменным столом. Остальное время посвящал внукам и саду. Любил постоять перед картинами. По настроению слушал классическую музыку или читал стихи поздних романтиков Эйхендорфа и Гейне. Перед сном, чтобы освободиться от деловых размышлений, брался за легкие детективы.

Каждое воскресенье Аденауэр отправлялся к мессе. Всю жизнь он оставался глубоко верующим человеком, но не был католиком-догматиком, уважал веру других. Как-то сказал протестанту Пфердменгесу:

— Ты сейчас пойдешь в свою церковь, а я — в свою, а после мы встретимся и продолжим дружескую беседу.

Во время предвыборных кампаний, партийных съездов или иных крупных политических акций от привычного распорядка дня не оставалось и следа. Аденауэр мог целыми днями в машине или в поезде разъезжать по стране, выступая по несколько раз в день, встречаясь со многими людьми. В одной из поездок у него состоялся такой диалог с шофером.

— Вы не могли бы ехать быстрее? — спросил Аденауэр.

— Мы и так едем 140 километров в час.

— Я не спрашиваю, какая скорость, а спрашиваю, можете ли ехать быстрее?

Шофер покачал головой и сильнее нажал на акселератор.

Окружающие привыкли к подтянутости, свежему виду, безупречной одежде Аденауэра, как и к ровному поведению, невозмутимому спокойствию.

О возрасте канцлера обычно и не вспоминали. Его физические силы с годами, казалось, не убывали.

Глава XI

Немецкое чудо

В воспоминаниях, речах и интервью Аденауэр практически не использовал термин «немецкое чудо» или «экономическое чудо», хотя им пестрели и немецкие газеты, и печать многих других стран. Так обозначали мощный экономический подъем, который пережила Западная Германия в конце 40-х — начале 50-х годов и который вывел ее в число наиболее процветающих европейских государств.

Аденауэр считал экономический рост нормальным результатом деятельности правительства и граждан страны. В беседе с журналистами он сказал, что не стал бы называть его чудом, ибо Господь Бог не горазд на чудеса для немцев.

Отцом «экономического чуда» многие считают министра экономики Людвига Эрхарда. С этим можно согласиться, правда с серьезными оговорками. Теорию социального рыночного хозяйства, обусловившую поступательное развитие экономики, разработал Эрхард. Но она осталась бы теорией, если бы канцлер Аденауэр не обеспечил необходимые условия для ее претворения в жизнь.

Канцлер не питал симпатий к Эрхарду. Он ценил его как экономиста. Но считал слабым политиком и государственным деятелем. Аденауэр целиком отдавал себя работе. Министр экономики был далек от аскетичного упоения государственными делами, ценил жизнь во всех ее проявлениях.

Полный, благодушный и веселый, он являл противоположность суровому и осторожному, всегда подтянутому канцлеру. Один из сотрудников министерства экономики заметил: Аденауэр считал людей злыми, если не будет доказано обратное, а Эрхард — добрыми, если они не проявят себя иначе.

В детали функционирования рыночного хозяйства Аденауэр не вникал. Он опирался на глобальный экономический опыт, особенно американский, сделавший страну богатой и благополучной. В жарких схватках с социал-демократами, требовавшими введения планового хозяйства, он отстоял теорию Эрхарда и открыл ей путь. Эрхарду оставалось лишь идти по этому пути под опекой и защитой канцлера, принимавшего на себя наскоки противников рыночной экономики. Впрочем, социал-демократы перед лицом начавшегося экономического подъема отказались от защиты планового хозяйства. Их критика стала носить иной характер — не против «социального рыночного хозяйства», а против отдельных методов его внедрения.