Александр Романов - Королев

Вернувшись примерно через месяц после ранения из больницы в институт, Королев узнал, что 1 июня испытания ракетоплана приостановлены. Он опять исчез из плана работ РНИИ, и, похоже, надолго.

Друзья переживали вместе с ним, успокаивали как могли. Страна готовится к возможной войне. Работы ведутся только по тем летательным аппаратам, которые могут дать быстрый эффект.

«А мы что – утюги делаем?» – хотел было ответить Королев, но смолчал. Он мысленно пробегал путь, прейденный им за четыре с лишним года в РНИИ, после слияния ГИРДа и ГДЛ: «Что я успел за эти годы? Начал многое... А довел до конца? Мотопланер в серию не пошел. Не моя вина. Ракетоплан давно бы мог подняться в небо, но... Но я ли в этом виноват? И только планер да ракеты...» И тут Королев пришел к неожиданному для себя выводу: «Останься ГИРД самостоятельной организацией, его коллектив и он сам достигли бы большего. Но кто мог подумать?..»

– Может, повоюем? – решительно предложил Арвид Палло.

– Я устал, бесконечно устал. Наверное, впервые в жизни. Да и с кем воевать... Обидно, конечно. Столько сделано. За год с лишним мы провели столько огневых испытаний жидкостных и пороховых ракет. Они стали послушнее, да и летают выше, дальше прежних. На тысячи метров. Еще усилие, и наши ракеты встанут на защиту Родины. Я в это твердо верю. Но почему нам мешают, почему?

– Кто знает, Сергей Павлович, начальству виднее, – пытался отшутиться Палло. Королев шутку не принял.

– Будем бороться. Наши аргументы в споре – успешные старты.

26 июня 1938 года, в воскресенье, впервые в Москве проходили выборы в Верховный Совет РСФСР. День выдался солнечный, теплый. Ксения Максимилиановна принарядила трехлетнюю Наташу и спустилась вниз, во двор, где ждал Сергей Павлович. Улица Конюшковская, где два года назад Королевы получили квартиру, заполнена празднично одетыми людьми. Звучит музыка, песни. Избирательные участки Краснопресненского округа расцвечены флагами.

Королевы шли неторопливо. Как и у всех, у них было хорошее настроение.

– Ты знаешь, Ксана, здорово изменилась Москва за эти годы. Признаться, я со своими делами перестал замечать, что делается вокруг. «Пятилетки шаги саженьи...» – вспомнил Королев стихи Владимира Маяковского, увидев колонну студентов, идущих со знаменем на избирательный участок, и еще больше повеселел. – Для них делается все – не жалей себя, только учись. Новые институты строят. А лаборатории! И стипендия всем, не то что в мое время.

Ксана с удивлением слушала разговорившегося мужа – с ним это случалось редко.

– Что ни год, то новое чудо: посмотри, волжская вода пришла в город. Метро. Не станции – дворцы. Иностранные писатели зачастили к нам... Драйзер, Барбюс, Шоу...

– Ромен Роллан, Рабиндранат Тагор, – подсказала Ксения Максимилиановна. – Кто-то из них наши успехи назвал «советским чудом».

– Я тебе забыл рассказать, иду я как-то по Тверской улице, года четыре назад, а навстречу мне Горький. Высокий, с непокрытой головой и с тростью. Идет, о чем-то оживленно разговаривает с группой молодежи. Все на улице останавливаются, смотрят на них. Подошел и я. Услышал слова, которые запали в душу. Он сказал, что труд – это то, что делает человеческие руки, а затем и мозги все более умными и сильными... Здорово, а! И все кругом – дело рук и разума. Куда ни глянь – всюду новь. Революционная новь. Она даже в названиях: Заводы «Серп и молот», «Красный пролетарий», «Борец», «Динамо», «Красный факел». А ведь это сталь, станки, электромоторы...

– Ну, Сережа, не знала я, что ты такой оратор, словно на митинге, – рассмеялась Ксана.

– Не смейся, я от всего сердца, – обиделся Королев. – На душе хорошо, вот и пою, как соловей. Надеюсь, не забыла, я почти кандидат в члены партии. Спасибо за рекомендацию Валентину Николаевичу Топору. С меня теперь спрос другой. Мои сверстники – Николай Каманин, Анатолий Ляпидевский – давно уже в партии. По-хорошему завидую им. Прекрасная у летчиков профессия, а за плечами – дела славные. Не то, что я...

– Чем же твоя работа хуже? – не согласилась Ксана и вернулась к начатому разговору. – И кандидатом в партию принимают, значит, доверяют. – Жена помолчала и продолжила: – Люди как-то все изменились, одеваться стали лучше. Я не помню случая, чтобы мне надо было кого-то уговаривать на ночное дежурство у больного... И все хотят учиться. У нас нет сестры, даже няни, которая не посещала бы курсов, не мечтала стать врачом.

– Наталка, ты хочешь быть врачом, как мама, или как я – инженером? – приподняв дочь над головой, спросил отец.

– Не знаю. Я хочу мороженое, – и показала рукой в сторону, где женщина в белых нарукавниках ловко выдавливала из жестяных форм круглые порции мороженого. Получив его, дочь примолкла.

– Когда наша дочь станет врачом, тебе, Сергей, надо уже быть доктором наук.

– А в большем ты мне отказываешь?

– Не в академики ли ты метишь, Сережа? – весело рассмеялась Ксана.

– Может, и в академики. Пока, правда, в кандидаты наук... – И грустно добавил: – Не хотел огорчать. Высшая аттестационная комиссия в научном звании меня не утвердила. Хорошо, что Тихонравова и Победоносцева-то признали учеными, а не голыми конструкторами, каи меня...

Ксения Максимилиановна знала, как трудно складывается жизнь мужа в РНИИ. И, желая отвлечь его от служебных дел, остановилась возле театральной афиши:

– Посмотри, Сережа, что там новенького идет в театрах.

Королев подошел к афише и стал внимательно читать.

– Ничего, кажется, нового нет. «Лебединое озеро» в Большом театре мы смотрели дважды. «Дни Турбиных» – видели. «Евгений Онегин». Пантелеймона Норцова послушал бы еще раз. Он у моей матери некоторое время здесь, в Москве, жил. Хорошо его знаю. Стеснительный. Жил бедно.

– А что там в концертных залах? С удовольствием еще раз побывала бы на концерте Льва Оборина.

Так незаметно Королевы подошли к избирательному участку. С небольшого плаката на них смотрела, слегка улыбаясь, миловидная женщина, кандидат в депутаты Верховного Совета РСФСР Евдокия Васильевна Масленникова, стахановка с комбината «Трехгорная мануфактура».

Возвратившись домой после голосования, он сел за рабочий стол. Решил обдумать завтрашнюю встречу с новым главным инженером РНИИ А. Г. Костиковым – отстоять идею строительства ракетоплана, но сделать этого было не суждено.

...Через несколько часов после радостного и светлого дня Королева арестовали. За ним пришли ночью. Сергей Павлович не чувствовал за собой никакой вины, но понял, что он очередная жертва клеветников. Были они в эти годы повсюду, свили гнездо и в РНИИ. По их наветам уже арестованы Клейменов, Лангемак и Глушко. Сергей Павлович ужаснулся, когда на следствии его обвинили в том, что он якобы член троцкистской антисоветской контрреволюционной группы и занимался вредительством в области военной техники, что все, ранее арестованные, дали против него такие показания...