Куриный бульон для души. Внутренняя опора. 101 светлая история о том, что делает нас сильнее - Эми Ньюмарк
– А мне нравится розовый. Розовый – мой любимый цвет. Надеюсь, они останутся розовыми.
Тогда я поняла, что наши чувства – лишь вопрос перспективы. Я смотрела на свои шрамы и видела в них боль и потерю. Моя дочь смотрела на них же и видела все ту же мамочку, которая была у нее всегда, но в красивую розовую полоску.
Я улыбнулась ей и сказала:
– Знаешь, что? Мне тоже нравится розовый!
Рэнди Грант
Игры разума
Психические заболевания сложнее, чем любые таблетки, которые может изобрести человек.
Элизабет Вурцель
Я стояла у стойки регистратуры в отделении неотложной помощи и тихонько разговаривала с администратором. Никто из окружающих не должен был знать причину моего визита. У моего тридцатичетырехлетнего сына случился очередной приступ.
Полгода назад у сына была диагностирована параноидальная шизофрения. Он отказался от назначенного успокоительного и заявил, что просто продолжит принимать свои обычные лекарства. После того как медсестра вышла из палаты, сын попросил принести ему газировки. Я стояла у автомата, когда из палаты выбежала медсестра. Вернувшись, я увидела, что сына удерживают четверо охранников, а он кричит, чтобы я вызвала ему адвоката и что его гражданские права нарушают. Врач сообщил, что мой сын только что пытался повеситься на шнуре от телевизора.
Потом ему дали успокоительное и подключили к монитору ЭКГ. Его руки и ноги были привязаны к перилам кровати. У меня разрывалось сердце, когда я видела его в таком состоянии. Я вышла в коридор, чтобы собраться с мыслями, но вместо этого начала плакать.
Между тем драма в палате продолжалась. Лицо моего сына покраснело и распухло. Он сильно потел и мочился под себя. Я решила, что у него аллергическая реакция на успокоительное, и позвала медсестру. Однако, присмотревшись, я поняла, что он каким-то образом умудрился выдернуть шнур от монитора ЭКГ и обмотать его вокруг шеи. Это была далеко не последняя из его попыток самоубийства.
Два месяца спустя дорожные патрульные обнаружили его в машине на обочине шоссе в 38-градусную жару в неадекватном состоянии. Он чуть не умер от теплового удара. А еще он выпил антифриз. Три дня он находился без сознания в отделении реанимации.
Во время одной из консультаций в клинике я узнала, что он слышит голоса с восемнадцати лет. Я почувствовала себя ужасным родителем – как я могла не заметить этого? Сын сказал, что никогда никому не рассказывал об этом, потому что не хотел, чтобы люди считали его сумасшедшим. Оказалось также, что он употреблял метамфетамины и другие галлюциногенные наркотики, «чтобы заглушить голоса».
Однажды поздним вечером, не успели мы с мужем вернуться домой после прогулки, как возле нашего дома раздался какой-то шум. Муж достал ружье и крикнул:
– Кто там?
Ответа не последовало, но шум продолжался. Внезапно погас телевизор и свет на крыльце. Я попыталась набрать 911 с домашнего телефона, но тот тоже отключился. Я крикнула:
– Я вооружена и вызываю полицию!
Но в этот момент в дверь постучали, и мы услышали голос сына:
– Мама, это я. Вызови «скорую помощь». Мне нужно в больницу. У меня сильный приступ.
Первым делом я хотела открыть дверь, но муж меня остановил:
– Мы не знаем, что у него на уме. Не открывай дверь. Звони 911.
Я позвонила в службу спасения с мобильного телефона и сказала диспетчеру:
– У моего сына психическое расстройство, и его нужно отправить в больницу. Он не представляет угрозы, он не вооружен.
Я уточнила, потому что боялась, что полицейские в случае сопротивления застрелят моего чернокожего сына не задумываясь.
Когда машина «скорой помощи» уехала, сотрудник, прибывший на место происшествия, сообщил, что мой сын пытался повеситься на крыльце с помощью проводов от фонаря и антенны телевизора. Мы осмотрели крыльцо и действительно обнаружили там кирпич, принесенный с заднего двора, и провода, торчащие из потолочного светильника.
Я не могла понять, почему он пришел к нам домой, чтобы совершить самоубийство. Я представляла, как возвращаюсь домой и вижу труп своего сына, свисающий с крыльца. А ведь я могла застрелить его, решив, что какой-то злоумышленник пытается пролезть к нам в дом.
Параноику трудно мыслить логически, бесконечные мучения заставляют его в конце концов свести счеты с жизнью. Помню, что когда сын ехал со мной в машине, он постоянно смотрел в зеркала, в полной уверенности, что за нами следят. Однажды мы увидели на обочине шоссе припаркованную полицейскую машину.
– Вот видишь, мама! Я же говорил, что они за мной следят! – воскликнул сын.
Я ответила:
– Но они уже были там, а мы просто проезжали мимо.
Он даже слушать не стал. В его сознании все это было частью заговора. Он обращался во все правоохранительные органы с требованием прекратить за ним слежку, он обвинял их в преследовании. Он думал, что они следуют за ним тайно, нарочно пытаясь свести с ума.
Однажды ко мне домой пришла полиция. Оказалось, что сын отправил начальнику полиции электронное письмо. В нем он сообщал, что больше не может этого выносить и собирается покончить с собой. Я понятия не имела, где он находится. Я знала лишь, что, по его мнению, соседи по комнате строили против него заговор, и это не давало ему уйти из дома.
Он сутками не спал, иногда ночевал в машине. Я позвонила ему, чтобы узнать, все ли с ним в порядке, и попыталась выяснить, где он находится, но он не сказал мне ни слова. На следующий день мне позвонили из больницы. Он порезал себе запястья и выпил большую дозу таблеток. К счастью, в этот момент он находился у друзей, и они позвонили в службу спасения.
После очередной попытки самоубийства я спросила сына, почему он сделал это, ведь в последнее время все как будто бы немного наладилось.
Он ответил:
– Я был в порядке – а потом перестал.
В тот момент, когда я писала эту историю для книги «Куриный бульон для души», в 2020 году, мой сын уже восемь месяцев не предпринимал попыток самоубийства. Он пил лекарства и дважды в неделю ходил к психотерапевту. Он впервые прожил так долго на одном месте, а ведь раньше из-за своей паранойи он постоянно переезжал.
Я была так благодарна ему за то, что он наконец признал свой диагноз и стал предпринимать хоть какие-то шаги к выздоровлению. Кажется, он поверил, что жизнь стоит того, чтобы за нее бороться, и прилагал все усилия, чтобы помочь самому себе.
