Взрослых не бывает и другие вещи, которые я смогла понять только после сорока - Памела Друкерман

Возможно, потому, что я с детства не привыкла анализировать поведение других людей, мне долго не приходило в голову, что их можно изучать и, пока с ними беседуешь, пытаться обнаружить некоторые закономерности. Обычно я слишком поглощена темой разговора, чтобы замечать какие-то детали.

Только поняв это, я осознала, что упускаю массу важной информации. Как мужчина, ясно дающий тебе понять, чего он хочет, уже на первом свидании, люди вообще постоянно сообщают о себе разнообразную информацию. Достаточно немного внимательности, и вы эту информацию соберете.

Чтобы научиться этому, надо прежде всего прекратить зацикливаться на себе. Это уберет из канала связи помехи. Саймон – не ясновидящий. Просто он не думает каждую секунду, что о нем подумают другие. Это позволяет его мозгу понимать их характер, мотивы и цели. («Если будешь вести себя нормально и задавать людям вопросы, то понравишься им», – утверждает он.)

К счастью, к середине жизни становится легче выключать в мозгу помехи. Как показывают исследования психологов, в среднем мы меньше, чем молодежь, склонны к невротическим реакциям. Это означает, что мы не проецируем собственные страхи на других. Нас меньше беспокоит, что они о нас скажут.

Постепенно я начала овладевать искусством расшифровывать своих собеседников. Знакомясь с симпатичной мамашей в школе сына, я больше не вздыхаю про себя: «Какая красивая! Намного красивее меня!» Вместо этого я изучаю ее и прихожу к выводу: «Она очень красивая, но немного застенчивая и, возможно, не очень умная».

Это прогресс. Но все же я совсем не ожидала, что та мамаша из родительской группы вообще меня не вспомнит. Что я делала не так?

– Гамлет, – ответил Саймон.

Я потребовала объяснений.

– Люди с неврозом живут так, словно играют роль Гамлета. Они убеждены, что все остальные только и делают, что оценивают их достоинства и недостатки.

Вообще-то, каждый человек – сам себе Гамлет и рассматривает остальных людей как второстепенных персонажей в своей личной драме. Большинство вообще не очень прислушивается к вашим словам, поскольку в их сознании за вами уже закреплена определенная роль. Но даже если они обращают на вас внимание, на самом деле им нет до вас особого дела. Они слишком заняты главным персонажем, то есть собой.

– Ты занимаешь мысли других людей намного меньше, чем тебе кажется, – продолжает Саймон, – потому что в их пьесе главную роль играешь не ты.

Он рассказал мне, что много лет назад у него была приятельница, которая выступала с докладом на семинаре по журналистике. Первые полминуты она от страха не могла произнести ни слова. Наконец она выдавила несколько фраз и, сгорая со стыда, выбежала из аудитории.

Потом она пришла к Саймону вся в слезах, убежденная, что отныне однокурсники будут считать ее дурой. Он изложил ей раннюю версию своей речи о Гамлете.

– Я сказал: «Никто о тебе не думает. Все думают о своих собственных докладах, о тех, кто им нравится, о своих проблемах. О твоем докладе все уже забыли. Всем наплевать».

Судя по всему, эти слова принесли ей облегчение.

Я внимательно выслушала рассказ Саймона, думая о других его подругах, включая ту, что никогда не слышала ни о Сталине, ни о председателе Мао. Внезапно я поняла, что мой муж предпочитает определенный тип женщин, к которому отношусь и я, – они должны быть чуть глуповаты.

Я сказала об этом Саймону, и он принялся возражать. Наверное, не ждал от меня подобной проницательности. Но это была правда.

Еще одним шагом на пути к обретению проницательности стало для меня стремление яснее видеть окружающий мир и перестать полностью полагаться на суждения мужа. В мире есть специалисты, достигшие вершин в этой области. Некоторые из них работают врачами.

Распространено мнение, что особым даром проницательности обладают медики. Врачом был и писатель Артур Конан Дойл, создатель Шерлока Холмса – сыщика, способного определить профессию человека, едва взглянув на его руки, и заметить не только присутствие, но и отсутствие какого-нибудь ключевого элемента. Когда доктор Ватсон в очередной раз восхищался талантами Холмса, тот отвечал ему: «Вы смотрите, но не видите».

Еще один мастер ясного видения – вполне реальный дерматолог Эрвин Брейверман.

Брейверман, которому сегодня за 80, – почетный профессор дерматологии Йельской медицинской школы. В 1998 году он и куратор музея Йеля разработали курс, направленный на повышение у студентов внимательности. В настоящее время этот курс в обязательном порядке читают студентам первого курса Йеля, а также в 70 лишним медицинских школах всего мира. Его основы используются Полицейским управлением Нью-Йорка и Скотленд-Ярдом.

Детство Брейвермана прошло в Бостоне в 1930-х годах. Тогда он вовсе не собирался посвятить свою жизнь изучению человеческой кожи. Он мечтал стать архитектором или археологом.

«Я – визуал, – сказал он мне по телефону, когда я звонила ему в Нью-Хейвен. – Мне нравилось ходить по музеям и рассматривать картины. С самого детства мне нравилось разглядывать вещи».

Семья Брейвермана, состоявшая из русских евреев-эми-грантов, говоривших на эсперанто, наложила вето на обе эти профессии.

– Мой дядя сказал, что никогда не слышал ни об одном еврее-архитекторе или археологе, что в тридцатых-сороковых было чистой правдой. Родители привели мне список подходящих профессий: врач, адвокат, бизнесмен, возможно журналист.

Брейверман поступил в Гарвард. Ему нравилось работать в лаборатории, поэтому он сделал выбор в пользу медицины со специализацией в области дерматологии, в которой, по его словам, «для постановки 90 процентов диагнозов нужно только острое зрение». Внимательный дерматолог, осматривая кожные покровы пациента, может определить, что происходит у того внутри организма. (В 40 лет Брейверман написал классический учебник «Кожные проявления системных заболеваний».)

После многих лет преподавания и лечения пациентов Брейверман убедился, что его студенты прекрасно запоминают информацию, но с наблюдательностью дело у них обстоит намного хуже. Они изучали предметные стекла с образцами возбудителей сыпи, а затем осматривали пациентов, чтобы определить, какой образец соответствует конкретному заболеванию. Но медицина не сводится к запоминанию информации, содержащейся на предметных стеклах. «Как минимум раз в день я вижу что-то новое, с чем раньше не сталкивался», – объяснил мне он.

У студентов возникали трудности с описанием повреждений кожи или учетом индивидуальных особенностей пациента. Они обращали внимание только на явные патологии и реагировали только на основные жалобы пациента, игнорируя все остальное. «Иногда с виду нормальная картина может дать врачу подсказку, с помощью которой ему удастся установить причину заболевания», – сказал он.

Подобно Шерлоку Холмсу,