Михаил Задорнов - Язычник эры Водолея

При этом чем выше рейтинг у программы, тем дороже стоит в ней реклама. Вот и получается, что нашими «рожами» практически пытают российское человечество. И моей в том числе! Она же бренд. На ней телевидение зарабатывает.

Более того, у телеканалов — страшная конкуренция. Как между чикагскими мафиозными кланами в 30-е годы XX века. Один считает за доблесть сделать «козу» другому. Что это значит? Например, за последний год Первый канал отснял три моих новых концерта. Второй канал, понимая, что у этих передач будет высокий рейтинг, решил его сбить. Время показа моего концерта по Первому каналу держалось в секрете до последнего момента (я просто чувствовал себя секретным оружием!) Но Второй все-таки раздобыл информацию через своих шпионов (у них там, на телевидении, даже разведка своя существует. Да-да, я не шучу, людям платят за выдачу «военной телетайны»!!) И дабы насолить Первому каналу, а заодно и мне за отказ сотрудничать с телеканалом «Россия», мой старый концерт поставили у себя на Втором канале на час раньше, чем на Первом.

Такие детективные игрища у них длятся уже несколько лет. В результате страдает сам исполнитель. Зрители, которые, скажем, не хотят смотреть мой концерт, переключаются на другую программу, а там… тоже я! Какое же отвращение ко мне они начинают испытывать?!

— Похоже, что некоторых исполнителей телеканалы, даже поделили…

— Это действительно так. У каждого канала есть этакий свой артистический «гарем». Если некий артист вдруг решит сняться у конкурентов, начинается скандал. Так, например, было со мной и Игорем Крутым. Между Первым и Вторым каналами существовало джентльменское соглашение: если Второй канал не будет сотрудничать с Крутым, то Первый не будет сотрудничать с Задорновым.

На Втором канале есть такой продюсер, который занимается эстрадными программами — Гохштейн. Гена (я имею право его так называть, поскольку мы были когда-то «на ты», когда сотрудничали) — очень остроумный и далеко не бездарный продюсер. Он начинал как автор в одной из популярных команд КВН. У него очень образное мышление. Он и сейчас мог бы продолжать сочинять неплохие юмористические рассказы. Это он однажды сказал фразу, которую я даже использовал в своем выступлении, про одну из мегапоп-звезд: «Он похож на пожилую армянскую баскетболистку!»

Я считаю, что с Геннадием приключилась настоящая беда. Он запал на слово «рейтинг», как гламурная дама на банкомат, совмещенный с вибратором. Его совершенно перестало интересовать качество юмора в передачах или такое благое дело, как открытие новых талантов… Мы вместе с ним когда-то начинали проводить юмористический фестиваль «Юрмалина» в моем родном городе Юрмале. Но его даже не интересовало, будет успех у концерта в зале или нет. Зрители ему нужны были только как картинка на телеэкране.

В ту пору мы не раз вели с ним такие телевизионно-философские разговоры. Я пытался убедить Гену, что телезрители в России уже гораздо умнее и разумнее тех, на кого рассчитаны порой его передачи. Однако привить ему уважение к телезрителям оказалось так же бесперспективно, как пытаться обогнать «Порше» на асфальтирующем катке.

Наконец, после одного из концертов мы поссорились, как истеричные молодожены. Причем истерику закатил я. Я редко позволял себе такое — кричать при коллегах на такую крупную телевизионную фигуру, употребляя при этом весь запас нецензурных выражений, который скопился в закромах моей памяти за всю жизнь с того момента, когда я их начал употреблять. Где-то через час мне даже стало неудобно за себя, я позвонил Геннадию и предложил ему встретиться, при этом пригласил на встречу тех же коллег, при которых его оскорблял. Гена согласился на этот последний между нами разговор.

— Гена, я на тебя кричал при коллегах, — нашел в себе силы признать свою вину я, — вот при них же я приношу тебе свои извинения, но имей в виду, я эти извинения приношу только за форму, в которой я выражался, а не за содержание. Помнишь, я ведь тебя посылал разными маршрутами, так вот, извини за те слова, которые я при этом употреблял, но маршрут все-таки остается прежним!

Потом кто-то из моих коллег очень остроумно заметил: «Ты зачем вообще телевизионным редакторам рассказываешь о том, что нужно нашим телезрителям? О том, что наш русский народ умнее, чем они предполагают? То, что сегодня нужно русскому народу, лучше всех знает Гохштейн!»

Вот поэтому порой меня так много бывает по нескольким каналам сразу. Гохштейн тщательно отслеживает через свое «разведывательное управление», когда на Первом канале будет новый концерт Задорнова, и радостно мстит, втыкая мой старый концерт в то же самое время.

Доходит иногда до смешного — народный артист Сергей Юрский, увидев сразу два концерта по двум главным телевизионным каналам, сказал как-то моему другу детства Владимиру Качану: «Я недавно смотрел телевизор и понял, что ваш друг Михаил Задорнов — государственный человек! Его одновременно показывали на двух каналах!» Какими же наивными бывают талантливые люди?! Не государственный, а объект мести Гохштейна! У телевизионщиков даже термин появился — контрпрограммирование! На русский язык это красивое иностранное слово переводится как «нагадить»!

— Любопытно, как реагируют на такое контрпрограммирование ваши коллеги? Так же, как и вы, переводят «красивое иностранное слово» на русский?

— Мой юный друг Максим Галкин пошутил над этой ситуацией настолько метко, что я уже полгода пересказываю его шутку во всех компаниях. Сначала я рассказал Максиму о том, как снимался в телепередаче, посвященной юбилею моего друга Лени Филатова.

В этой передаче о Лене вспоминали многие известные артисты и режиссеры. Большинство его бывших друзей говорили разные грустные, печальные слова. Я их понимаю. Но мне почему-то захотелось рассказать о Лене веселые истории из нашей с ним общей молодости. И напомнить о том, каким он был остроумным человеком. Ведущая, которая брала у меня интервью, сначала смеялась, а потом вдруг смутилась и спросила: «А вы не считаете, что это кощунство — в день памяти своего друга вот так веселиться?» Я ответил честно:

— Уверен, что те, кто от нас уходят, не очень хотят, чтоб мы, вспоминая их, лишь печалились и плакали. Если они сейчас видят и слышат нас, им приятно, что мы вспоминаем о них весело. Недаром в древности на поминках даже пели частушки! Я считаю, гораздо хуже, когда на похоронах строят лицемерно грустные лица. Особенно на тех похоронах, где бывает много известных людей. А не дай Бог, туда еще заглядывают высокопоставленные чиновники. Тогда к ним еще стараются подойти, улучить момент и, не снимая грусти с лица, попытаться решить текущие вопросы, подписать нужную бумагу!