Сергей Есенин - Жизнь моя за песню продана (сборник)

Сестре Шуре

Ах, как много на свете кошек,Нам с тобой их не счесть никогда.Сердцу снится душистый горошек,И звенит голубая звезда.

Наяву ли, в бреду иль спросонок,Только помню с далекого дня —На лежанке мурлыкал котенок,Безразлично смотря на меня.

Я еще тогда был ребенок,Но под бабкину песню вскокОн бросался, как юный тигренок,На оброненный ею клубок.

Все прошло. Потерял я бабку,А еще через несколько летИз кота того сделали шапку,А ее износил наш дед.

Сестре Шуре

В этом мире я только прохожий,Ты махни мне веселой рукой.У осеннего месяца тожеСвет ласкающий, тихий такой.

В первый раз я от месяца греюсь,В первый раз от прохлады согрет,И опять и живу и надеюсьНа любовь, которой уж нет.

Это сделала наша равнинность,Посоленная белью песка,И измятая чья-то невинность,И кому-то родная тоска.

Потому и навеки не скрою,Что любить не отдельно, не врозь —Нам одною любовью с тобоюЭту родину привелось.

Сестре Шуре

Ты запой мне ту песню, что преждеНапевала нам старая мать,Не жалея о сгибшей надежде,Я сумею тебе подпевать.

Я ведь знаю, и мне знакомо,Потому и волнуй и тревожь,Будто я из родимого домаСлышу в голосе нежную дрожь.

Ты мне пой, ну, а я с такою,Вот с такою же песней, как ты,Лишь немного глаза прикрою,Вижу вновь дорогие черты.

Ты мне пой, ведь моя отрада —Что вовек я любил не одинИ калитку осеннего сада,И опавшие листья с рябин.

Ты мне пой, ну, а я припомнюИ не буду забывчиво хмур:Так приятно и так легко мнеВидеть мать и тоскующих кур.

Я навек за туманы и росыПолюбил у березки стан,И ее золотистые косы,И холщовый ее сарафан.

Потому так и сердцу не жестко —Мне за песнею и за виномПоказалась ты той березкой,Что стоит под родимым окном.

Эх вы, сани! А кони, кони!Видно, черт их на землю принес.В залихватском степном разгонеКолокольчик хохочет до слез.

Ни луны, ни собачьего лаяВ далеке, в стороне, в пустыре.Поддержись, моя жизнь удалая,Я еще не навек постарел.

Пой, ямщик, вперекор этой ночи,Хочешь, сам я тебе подпоюПро лукавые девичьи очи,Про веселую юность мою.

Эх, бывало, заломишь шапку,Да заложишь в оглобли коня,Да приляжешь на сена охапку, —Вспоминай лишь, как звали меня.

И откуда бралась осанка,А в полуночную тишинуРазговорчивая тальянкаУговаривала не одну.

Все прошло. Поредел мой волос.Конь издох, опустел наш двор.Потеряла тальянка голос,Разучившись вести разговор.

Но и все же душа не остыла,Так приятны мне снег и мороз,Потому что над всем, что было,Колокольчик хохочет до слез.

Мелколесье. Степь и дали.Свет луны во все концы.Вот опять вдруг зарыдалиРазливные бубенцы.

Непроглядная дорога,Да любимая навек,По которой ездил многоВсякий русский человек.

Эх вы, сани! Что за сани!Звоны мерзлые осин.У меня отец – крестьянин,Ну, а я крестьянский сын.

Наплевать мне на известностьИ на то, что я поэт.Эту чахленькую местностьНе видал я много лет.

Тот, кто видел хоть однаждыЭтот край и эту гладь,Тот почти березке каждойНожку рад поцеловать.

Как же мне не прослезиться,Если с венкой в стынь и звеньБудет рядом веселитьсяЮность русских деревень.

Эх, гармошка, смерть-отрава,Знать, с того под этот войНе одна лихая славаПропадала трын-травой.

Снежная замять дробится и колется,Сверху озябшая светит луна.Снова я вижу родную околицу,Через метель огонек у окна.

Все мы бездомники, много ли нужно нам.То, что далось мне, про то и пою.Вот я опять за родительским ужином,Снова я вижу старушку мою.

Смотрит, а очи слезятся, слезятся,Тихо, безмолвно, как будто без мук.Хочет за чайную чашку взяться —Чайная чашка скользит из рук.

Милая, добрая, старая, нежная,С думами грустными ты не дружись,Слушай, под эту гармонику снежнуюЯ расскажу про свою тебе жизнь.

Много я видел и много я странствовал,Много любил я и много страдал,И оттого хулиганил и пьянствовал,Что лучше тебя никого не видал.

Вот и опять у лежанки я греюсь,Сбросил ботинки, пиджак свой раздел.Снова я ожил и снова надеюсьТак же, как в детстве, на лучший удел.

А за окном под метельные всхлипы,В диком и шумном метельном чаду,Кажется мне – осыпаются липы,Белые липы в нашем саду.

Синий туман. Снеговое раздолье,Тонкий лимонный лунный свет.Сердцу приятно с тихою больюЧто-нибудь вспомнить из ранних лет.

Снег у крыльца как песок зыбучий.Вот при такой же луне без слов,Шапку из кошки на лоб нахлобучив,Тайно покинул я отчий кров.

Снова вернулся я в край родимый.Кто меня помнит? Кто позабыл?Грустно стою я, как странник гонимый,Старый хозяин своей избы.

Молча я комкаю новую шапку,Не по душе мне соболий мех.Вспомнил я дедушку, вспомнил я бабку,Вспомнил кладбищенский рыхлый снег.

Все успокоились, все там будем,Как в этой жизни радей не радей, —Вот почему так тянусь я к людям,Вот почему так люблю людей.

Вот отчего я чуть-чуть не заплакалИ, улыбаясь, душой погас, —Эту избу на крыльце с собакойСловно я вижу в последний раз.

Песня

Есть одна хорошая песня у соловушки —Песня панихидная по моей головушке.

Цвела – забубенная, росла – ножевая,А теперь вдруг свесилась, словно неживая.

Думы мои, думы! Боль в висках и темениПромотал я молодость без поры, без времени.

Как случилось-сталось, сам не понимаю,Ночью жесткую подушку к сердцу прижимаю.

Лейся, песня звонкая, вылей трель унылую,В темноте мне кажется – обнимаю милую.

За окном гармоника и сиянье месяца.Только знаю – милая никогда не встретится.

Эх, любовь-калинушка, кровь – заря вишневая,Как гитара старая и как песня новая.

С теми же улыбками, радостью и муками,Что певалось дедами, то поется внуками.

Пейте, пойте в юности, бейте в жизнь без промаха —Все равно любимая отцветет черемухой.

Я отцвел, не знаю где. В пьянстве, что ли? В славе ли?В молодости нравился, а теперь оставили.

Потому хорошая песня у соловушки,Песня панихидная по моей головушке.

Цвела – забубенная, была – ножевая,А теперь вдруг свесилась, словно неживая.

Я помню, любимая, помню,Сиянье твоих волос…Не радостно и не легко мнеПокинуть тебя привелось.

Я помню осенние ночи,Березовый шорох теней…Пусть дни тогда были короче,Луна нам светила длинней.

Я помню, ты мне говорила:«Пройдут голубые года,И ты позабудешь, мой милый,С другою меня навсегда».

Сегодня цветущая липаНапомнила чувствам опять,Как нежно тогда я сыпалЦветы на кудрявую прядь.

И сердце, остыть не готовясьИ грустно другую любя,Как будто любимую повестьС другой вспоминает тебя.

Собаке Качалова