Джон Литтлпейдж - В поисках советского золота

Как служащий треста «Главзолото», я всегда гордился, видя, насколько эффективны наши разнообразные предприятия по сравнению с большинством других в России. Тот же самый отдел продовольственного снабжения основал и поддерживал сеть придорожных гостиниц и ресторанов в нескольких регионах, где много служащих треста. Среди них есть большие и оживленные, с джаз-оркестрами и другими признаками «цивилизации». Еда и сервис в этих местах всегда были значительно лучше, чем в столовых других советских организаций в тех же местностях. В отличие от золотых магазинов, они открыты для всех посетителей.

XV. Неромантические путешествия

Три или четыре года назад, когда я ехал из Москвы в Европу на русском поезде-экспрессе, в роскошном международном спальном вагоне, построенном для царских железных дорог до революции, мне случилось услышать беседу полных, хорошо одетых американских туристок. Одна из них, не иначе как председательница передового женского клуба в родном городе, говорила другой: «В наше время никак не следует доверять всему, что печатают. Я читала не раз, будто путешествовать в России тяжело, но когда мы приехали посмотреть своими глазами, то поняли, что нас обманывают, а русские поезда такие же комфортабельные, как наши собственные, в Америке».

Я никогда не вмешиваюсь в чужие разговоры, но в тот раз испытал сильное искушение. Стоило бы мне начать лекцию для милых самоуверенных дам, на предмет передвижения по России, я, наверное, не закончил бы до самой границы, потому что путешествия в России — такой предмет, который задевает мои самые глубокие чувства. Они вызвали у меня больше досады, чем все прочие злоключения в России, вместе взятые.

За пять последних лет в России я проехал более двухсот тысяч миль по золотоносным районам, где условия все еще примитивные. После 1932 года мне по работе было необходимо все время ездить, и в районах, где не было таких поездов, как для американских туристок, я путешествовал при помощи железных дорог, лодок, автомобилей и грузовиков, барж, пароходов, оленей, волов, лошадей, ишаков, верблюдов, саней и аэропланов практически любых вообразимых моделей и размеров. Я пересаживался из нарядного спального вагона трансконтинентального экспресса в товарный вагон, наскоро переделанный для перевозки пассажиров, или в грузовик, настолько набитый людьми, что все едва могли поместиться стоя.

Я не принимал близко к сердцу примитивные условия, ведь чего другого можно ожидать в районах, которые только осваивают. Но я был против отсутствия организации; именно потому, главным образом, и неприятно путешествовать в стороне от туристских путей. С 1928 года, с того дня как, приехав в Москву, я не мог найти такси, и до отъезда из России летом 1937 года, меня поглощала непрерывная борьба, чтобы добиться транспорта от русских, которые мало что делали для обеспечения удобства поездок даже для своих высокопоставленных, что уж говорить об обычных, гражданах. Я никогда не мог понять, в чем смысл: привезти иностранного инженера в Россию, платить ему большое жалованье в иностранной валюте, а затем заставлять его тратить целые дни и недели, потому что он не может достать билетов на поезд.

У нас с женой были почти невероятные злоключения. Однажды мы пять дней ждали в Свердловске, пытаясь купить билет на поезд до Москвы. Каждый день приходилось появляться на железнодорожном вокзале около четырех утра, незадолго до прибытия экспресса, нагрузив багажом русскую одноконную коляску и бредя по снегу около четырех миль до вокзала.

Железнодорожные служащие наотрез отказывались сказать нам или кому-нибудь другому, будут ли билеты, раньше, чем за десять минут до прихода поезда, точно так же у них не было информации, придет поезд вовремя или опоздает, пока он не появлялся на ближайшем разъезде. Опаздывали они почти всегда, так что нередко приходилось ждать и по десять часов на вокзале, только для того, чтобы узнать, есть ли возможность купить билеты.

В данном случае нам отказывали в билетах четыре дня подряд, после того, как мы несколько часов ждали на вокзале. Тогда мы грузили багаж в коляску и брели обратно в гостиницу, которая, как обычно, была переполнена, и не могла предоставить нам комнату, и ждать еще двадцать четыре часа, чтобы совершить еще одну бесплодную поездку на вокзал. За эти пять дней нам так и не повезло с комнатой; мы спали сидя на стульях в холле.

Другой раз мы с женой прибыли на очень маленькую железнодорожную станцию на Дальнем Востоке, в холодную погоду, зная, что в этом месте нет гостиниц или других помещений, где можно провести ночь. Начальник станции клялся, что билетов совершенно нет. Поезд пришел, я поднялся и узнал у проводников, что свободных мест более чем достаточно; но проводники мне сказали, что надо вернуться в кассу и купить билеты.

Я поспешил в кассу и некоторое время спорил с начальником станции, прежде чем заставил его продать билеты. Вернувшись на платформу, я к своей досаде обнаружил, что поезд тем временем ушел, и мы с женой вынуждены были провести тридцать часов на этом полустанке, а спали, как могли, на полу.

Наши поездки теперь, когда можно вспоминать о них беспристрастно, больше всего походят на эпический фильм ужасов. Думаю, пальму первенства следует присудить путешествию, которое мы предприняли вместе в 1935 году. Жена сопровождала меня в инспекционной поездке по золотым рудникам восточной Сибири, и мы проехали около ста миль от рудников в открытом грузовике по ухабистой дороге под ледяным дождем, и прибыли вечером на маленький полустанок, промокшие до нитки. Нам пришлось сидеть всю ночь в холле полицейского участка, не имея возможности сменить одежду. На следующее утро, когда поезд подошел, опять случилась та же история: совершенно никаких билетов, но в конце концов мы просочились в вагон «Максим Горький», товарный вагон, используемый для перевозки людей как груза, прицепленный к совмещенному пассажирско-товарному поезду. Мы ехали в этом вагоне, набитом битком, все еще в мокрой одежде, с восьми утра до десяти вечера.

Когда мы добрались до пересадочной станции транссибирской магистрали, нам сказали, что поезд на Новосибирск придется ждать до десяти утра. Единственное место, где мы, все так же в мокрой одежде, смогли пристроиться на ночь, была скамейка на платформе железнодорожной станции, открытая всем ветрам. Помимо прочих неудобств, ночью сильно похолодало.

На платформе толпились мужчины, женщины и дети, включая немалое количество весьма оборванных сосланных кулаков, которых перевозили из одного места в другое. Внезапно все заволновались; мы поднялись и увидели, что полиция старательно освобождает платформу, отгоняя людей от железнодорожного полотна на пустырь за станцией.