Джордж Стил - Плавание «Сидрэгона»

— Последняя полынья? — спросил я вахтенного офицера, быстро надевая маску.

— Метровый лед, две мили назад, — ответил он четко.

— Вы свободны. Право на борт! Глубина сорок пять метров! Обе средний вперед! — быстро подал я команды и натянул на лицо маску.

Хотя воздух в центральном посту был еще чистым, я подумал, что достаточно будет сделать один вдох ядовитого дыма, чтобы потерять сознание; возможно, нам придется в течение нескольких часов жить и работать в дыму.

Хотя это была первая тревога после учений, проведенных 9 августа, экипаж «Сидрэгона» занял свои места очень быстро. На учениях в июле некоторых матросов приходилось заставлять надевать маски, теперь же все было по-иному: не потребовалось ни одного понукающего слова. Когда «Сидрэгон» подходил к полынье, покрытой метровым льдом, штурманская группа была уже на месте, а пожар потушили. Загорелась проводка в электрической торпеде в результате замыкания проводов, идущих от аккумуляторных батарей. С дымом легко справилась та же вентиляционная и воздухоочистительная система, которая предназначена для поглощения дыма от курения. Я дал отбой аварийной тревоги и приказал лечь на прежний курс. Эта пожарная тревога подо льдом оставила неизгладимые следы в памяти каждого из нас, однако самое серьезное испытание для экипажа «Сидрэгона» было еще впереди.

Предполагалось, что мы пройдем мимо дрейфующей полярной станции «Т-3», находившейся в мелководном Чукотском море, к северу от мыса Барроу на Аляске. Выполнить эту задачу было бы совсем не трудно, если бы не тот факт, что льдина, на которой находились полярники, разделилась на шесть частей, и как раз та из них, на которой был раскинут лагерь, сидела на тридцатипятиметровой мели. В одиннадцать пятнадцать утра мы прошли под одной из частей льдины «Т-3» длиной сорок пять метров, со свисающими вниз двадцатиметровыми шпорами и пиками. Глубина моря постепенно уменьшалась, и вскоре мы были вынуждены маневрировать между свисающих подводных ледяных гор, имея всего по десять метров чистой воды под килем и над рубкой. Когда эхоайсбергомер показывал, что впереди по курсу лед с такой подводной частью, что нам пройти под ним невозможно, мы изменяли курс и обходили лед стороной.

После обеда с полярной станцией «Т-3» была установлена двухсторонняя связь при помощи радиостанции с одной боковой полосой. Затем мы попытались приблизиться к ней, однако всплыть на поверхность удалось только после полуночи. Бёркхалтер считал, что «Сидрэгон» находился на расстоянии нескольких миль от дрейфующей станции «Т-3». Видимость для полярной летней ночи была хорошей, но обманчивой. Когда я осмотрелся вокруг через перископ, мне показалось, что я вижу на льду двух моржей, но позднее, при более тщательном осмотре, оказалось, что это просто потемневшие ледяные бугры. Далеко на горизонте едва просматривались какие-то небольшие возвышенности; это могли быть или ледяные торосы, или постройки полярной станции «Т-3».

Чтобы воспользоваться радиолокационной антенной, пришлось снять противоледовое ограждение из стальных брусьев. Радиолокатор показал цель на расстоянии пяти миль по пеленгу 310 градусов. Радисты «Сидрэгона» и полярной станции установили очень четкую связь. Однако, чтобы быть полностью уверенным, я приказал выстреливать сигнальные ракеты до тех пор, пока полярники не сообщат, что видят их. Итак, «Сидрэгон» установил связь с «Т-3», но подойти к станции ближе, не рискуя удариться об лед или зацепить дно, было невозможно. Разочарование по поводу невозможности обменяться рукопожатиями с персоналом станции компенсировалось тем, что теперь нам предстояло проложить курс в Ном на Аляске, а затем и домой, в Пирл-Харбор на Гавайских островах.

Мы снова погрузились и стали осторожно пробираться подо льдом. Глубина продолжала уменьшаться, но дно было сравнительно ровное, что позволяло нам маневрировать между свисающими ледяными выступами и пиками.

Ранним утром меня разбудил встревоженный голос рассыльного, который торопливо передал мне просьбу стоявшего на вахте Бёркхалтера.

— Сэр, вахтенный офицер просит вас прибыть в центральный пост как можно скорее.

Вскочив с койки, я, спотыкаясь, быстро примчался в освещенный слабым красным светом центральный пост.

— Эхоайсбергомер вышел из строя, сэр. Доктор Лайон пошел вниз за Роусоном, — доложил поспешно штурман.

На экране эхоайсбергомера было все наоборот. Темная зона, которая в нормальных условиях указывала на то, что впереди по курсу «Сидрэгона» на расстоянии тысячи метров чистая вода, теперь светилась и была усеяна мутноватыми пятнами, которые означали, что на курсе очень близко от корабля есть глубоко сидящий лед и поэтому в любую секунду может произойти столкновение с ним. За пределами же тысячеметровой зоны экран был непривычно затемненным; в нормальных условиях мы привыкли здесь видеть белые пятна и линии, указывающие или на айсберги, или на глубоко свисающие подводные ледяные хребты и горы, которые нам следовало обходить, чтобы не столкнуться с ними. Положение было катастрофическое. «Сидрэ-гон» как бы ослеп.

Это был, пожалуй, самый опасный момент всего перехода. Впереди нас почти наверное ждала опасность; всплыть мы не могли, потому что полыньи поблизости не было. Даже в том случае, если мы повернем на обратный курс, далеко нам не уйти, так как путь преградит дрейфующий лед. На малом ходу «Сидрэгон» не удержался бы на заданной глубине и на курсе и мы неизбежно ударились бы об лед или зацепили грунт. Но зато наш подводный корабль мог лечь на грунт и приступить к ремонту прибора, или с этой же целью мы могли подвсплыть, коснуться льда и остаться в таком положении без движения. Что-то нужно было предпринимать без промедления.

В первые же секунды нахождения в центральном посту я успел бросить взгляд на все важнейшие приборы, при этом от моего внимания не ускользнул тот факт, что, судя по показаниям батитермографа, «Сидрэгон» только что пересек границу между слоями воды с различной температурой. Такие температурные слои преломляют звуковые волны и обычно создают преимущества для подводной лодки, когда она вступает в единоборство с надводным кораблем. Одни температурные слои отклоняют гидролокационный пеленг в сторону дна, другие — к поверхности, и в итоге такие искажения приводят к тому, что надводный корабль теряет контакт с подводной лодкой. Может быть, такой слой температурного скачка, как мы его называем, отклоняет луч нашего эхоайсбергомера вверх и прибор показывает нам только верхний близ расположенный лед? Бёркхалтер высказал такое же предположение.