Павел Фокин - Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р.

…Мысль об учреждении в Москве общества „Самоиздательства композиторов“ в целях освобождения композиторов от эксплуатации торгашей-издателей [родилась в Германии в процессе общения Кусевицкого с Рахманиновым]… В итоге обсуждений первоначально задуманное общество композиторов-самоиздателей переродилось в Российское музыкальное издательство, принадлежащее на правах собственности С. А. и Н. К. Кусевицким, но организованное на совершенно новых началах, не свойственных ни одному из тогдашних музыкальных издательств ни в России, ни за рубежом…[Оно было предназначено обслуживать Россию и русских композиторов, но зарегистрировано в Берлине] 25 марта 1909 года. Этим преследовалась важнейшая цель: охрана авторских и издательских прав во всей Западной Европе и Америке. Россия в те годы не имела литературной и художественной конвенции ни с одной из зарубежных стран, и русские литературные и музыкальные произведения могли беспрепятственно перепечатываться иностранными издательствами, тогда как Германия обеспечивала во всем мире права литературной и музыкальной собственности. Административные, организационные и финансовые функции… лежали на „хозяевах дела“… в вопросах же идеологических и художественно-музыкальных, прежде всего – в оценке и отборе музыкальных произведений для издания, хозяином-суперарбитром являлся совет РМИ, в своих суждениях и решениях независимый от собственников издательства.

Каждая поступающая в издательство рукопись музыкального произведения рассматривалась поочередно всеми членами совета, каждым в отдельности. Для этого были выработаны и отпечатаны опросные листы с вопросами идеологического, художественного и музыкально-технического порядка… Заключительный вывод о принятии рукописи к изданию или отклонение ее обозначался просто немецкими буквами f (für, за) и g (gegen, против)…Результаты голосования подытоживались управляющими делами. Произведения крупной формы или особо сложные, независимо от индивидуального рассмотрения каждым членом, выносились на обсуждение пленума совета…Сочинения членов совета А. Н. Скрябина и Н. К. Метнера, а также (в виде исключения) С. И. Танеева принимались к изданию безусловно, без предварительного обсуждения советом.

Рукопись, одобренная к изданию, поступала в издательский аппарат, а на имя ее автора заводился индивидуальный счет, в который вносились: гонорар, полученный композитором от издательства согласно тарифу в зависимости от жанра и объема произведения; издержки по изданию произведения; объем и тираж последнего; количество экземпляров, проданных за оперативный год; сумма, вырученная за год от их продажи. По окончании оперативного года бухгалтерия подводила баланс по каждому индивидуальному счету, и автору предоставлялось право ознакомиться с ходом продажи его произведения. После покрытия издержек по печатанию… суммой, вырученной от продажи… автор становился участником полученной издательством прибыли: ему выплачивалась тантьема, то есть определенный процент с каждого дальнейшего проданного экземпляра его сочинения; после покрытия продажей данного произведения также и гонорара, в свое время выплаченного издательством композитору, весь дальнейший доход от продажи произведения обращался в пользу композитора.

Такова была оригинальная, нигде тогда не существовавшая форма взаимоотношений между композитором и издателем» (А. Оссовский. С. В. Рахманинов).

«Его абонементные, на весь год, циклами, концерты устраивались в залах Благородного собрания… Кусевицкий приглашал в основном только западных дирижеров и западных исполнителей…Кусевицкий создал свой постоянный, хорошо оплачиваемый и только ему подчиненный оркестр. Сам он дирижировал лишь несколькими концертами, большинство же шло под управлением лучших дирижеров Запада. Солистами были также лучшие силы русского и западного исполнительства. По своим программам и великолепному оркестру концерты Кусевицкого быстро завоевали симпатию москвичей» (А. Пастернак. Воспоминания).

КУСИКОВ Александр Борисович

Поэт. Вместе с С. Есениным выпустил сборник «Звездный бык» (1921). Стихотворные сборники «Зеркало Аллаха» (М., 1918), «Сумерки» (М., 1919), «Поэма поэм» (М., 1919), «Коевангелиеран» (М., 1920), «В никуда» (М., 1920), «Аль-Баррак» (Берлин, 1922), «Птица безымянная. Избранные стихи 1917–1921» (Берлин, 1922). Поэмы «Искандер Намэ» (М., 1921), «Джуль Фикар» (М., 1921). Автор песни «Слышен звон бубенцов издалека…». С 1922 – в эмиграции.

«Сандро был небольшого роста, почти всегда в военном, напористый и занозистый. Он умел ладить со всеми, когда хотел, и ни с кем, когда это ему было не надо или когда попадала вожжа под хвост. А попадала она часто.

Вначале он писал довольно слабые стихи с примесью бальмонтизма и северянщины…

Он всегда искал рецепт, „как стать знаменитым“… Мысль стать знаменитым „по блату“ – это была навязчивая идея Сандро.

Он мог часами допрашивать Бальмонта о том, как тот начинал свою карьеру. Он мог просидеть сутки у Брюсова, выискивая в старых книгах и беседах ответ на ту же мучительную мысль. Он каждый разговор о поэте начинал с вопроса:

– А что, он знаменит? Как, по-твоему, он гениален или только талантлив?

Сандро полагал, что каким-то градусником можно определить крепость дарования, как крепость вина. Он думал „до сих пор“ – гений, а уже „от сих пор“ – только талант.

Его интересовали не столько стихи, сколько знаменитость. Когда он на миг забывал о ней, он начинал хорошо писать…

Маяковский подарил Кусикову свою книжку стихов с незамаскированной издевательской надписью:

Есть люди разных вкусов и вкусиков:Одним нравлюсь я, а другим – Кусиков.

Сандро от восторга, что его фамилию зарифмовали, да еще рядом с фамилией Маяковского, показывал эту надпись всем и каждому, не замечая, что все, конечно, смеялись. Так чуть ли не впервые эпиграмма была, по существу, опубликована самим адресатом» (В. Шершеневич. Великолепный очевидец).

«Он был в коричневом, почти по колени френче, такого же цвета рейтузах, черных лакированных сапожках со шпорами, малиновым звоном которых любил хвастаться. Худощавый, остролицый, черноглазый, со спутанными волосами, он презрительно улыбался, и это придавало ему вид человека, снизошедшего до выступления в „кафе свободных дум“, как он окрестил „Стойло“ [„Стойло Пегаса“, поэтическое кафе в Москве в начале 1920-х гг. – Сост.]. И в жизни и в стихах он называл себя черкесом, но на самом деле был армянином из Армавира Кусикяном. Непонятно, почему он пренебрегал своей высококультурной нацией? Еще непонятней, почему, читая стихи, он перебирал в руках крупные янтарные четки?