Анатолий Вишневский - Жизнеописание Петра Степановича К.

По причине причудливой служебной карьеры Петра Степановича семейство его не раз меняло местожительства, но все больше кочевали по Харьковской области – из одного районного городишки в другой. Со времен студенческой своей молодости привязан был Петр Степанович к Харькову любил ездить туда по служебным делам – без дела-то редко приходилось, с обидой принял перенос столицы в Киев. Сейчас вот дети подрастали, старший уже начинал задумываться, где дальше учиться, после десятилетки, – где же, как не в Харькове?

– В Киев молиться ездить хорошо, а не учиться, – говорил Петр Степанович надменно.

Петр Степанович снова и снова перечитывал то, что успел написать, но не с таким удовольствием, как прежние свои сочинения. Иной раз даже морщился, как от чего-нибудь кислого, лимона, например. Шлифовать много еще надо было, – а где взять время? Хоть подросшие дети и не требовали уже такого внимания, как прежде, а дел домашних не убавилось. Катя все чаще жаловалась на слабость, ее тянуло прилечь, не могла уже, как раньше, весь день возиться на огороде, а без огорода, на одно жалованье Петра Степановича, им трудновато было бы прожить. Так что теперь ему тоже приходилось там копаться. Тревожило здоровье Кати Петра Степановича, возил он ее в Харьков на консультацию, были даже на приеме у профессора в Рентгеновском институте на Пушкинской улице. А лучше не стало.

Неужели и на этот раз не доведет Петр Степанович свой труд до успешного окончания, и заветный остров окажется несбыточной мечтой, как и все остальные, давно рассеявшиеся? Нет-нет, на этот раз он решил не отступать.

В студенческие годы Петр Степанович с большим уважением относился к физике и химии, читал по ним даже больше, чем полагалось студентам, да ведь это когда было! Научно обосновать идею невидимости – с этим он испытывал затруднения. И Петр Степанович решил, что не станет слишком углубляться в этот вопрос, а больше будет писать о политике – разумеется, в духе времени. Да и его героям пора было задуматься о политике, они это чувствовали. Чем успешнее шла их работа, тем чаще они обсуждали свои дальнейшие планы.

– В первую очередь, следует ознакомить с нашими делами органы госбезопасности, – предложил Роберт. – Они смогут тогда в два счета покончить с троцкистами всех мастей.

– Я с этим не согласен, – возразил очень спокойно Борис Спиридонович. – Сначала давайте сами на практике воспользуемся невидимостью, чтобы убедиться в ее силе, а потому же…

– Видите, товарищи, – перебил брата Федор Спиридонович, – мне представляется, что самым трудным делом будет разрешение вопроса правильности наших действий. Я сейчас сомневаюсь вот в чем. Наши вожди идут в открытый идеологический бой с буржуазией, поставив ясно и определенно вопрос «Кто кого?». Не станут ли наши действия рожном против политики партии?

– Вот я же и говорю, – пояснил Борис Спиридонович. – Кто знает, как там органы безопасности расценят наше дело, а потому лучше пока никого не посвящать в наши тайны и действовать самостоятельно. Пусть потом диалектический материализм разбирается в нашем деле!

Роберт не соглашался с братьями и стоял на своем.

– Органы госбезопасности оценили бы силу невидимости, посоветовались бы с вождями и, может быть, использовали бы эту невидимость в широком масштабе. А так… если мы будем действовать втроем… Напоминает просто кучку террористов.

– Палка о двух концах, – сказал Федор Спиридонович. – Логически вы, Роберт, правы. Конечно, следовало бы передать тайну силы невидимости государству. А с другой стороны, жаль, ибо мы тогда будем играть в этом деле второстепенную роль, превратят нас в техников, устранив от идеологической стороны дела. Мне бы хотелось внести такое предложение: давайте пока действовать самостоятельно и осторожно. Взвесим практически силу невидимости заграницей, внутри нашей страны, а потом уже детально обсудим дальнейшие пути.

На том и порешили и стали обдумывать способы незаметно пробраться заграницу. К счастью, Роберт, будучи авиационным механиком, великолепно мог управлять самолетом, и это подсказало друзьям простейший путь. Последовали события, описанные Петром Степановичем в главе «Странные происшествия на аэродроме».

Аэроплан был полностью готов к отправке. Летчик Файн и бортмеханик Шепель шли к приготовленной для них машине, но, когда до нее оставалось шагов 50–60, вдруг с изумлением увидели, что на ней сам собой заработал пропеллер, а затем их аэроплан без всяких пилотов разбежался по гладкому полю аэродрома, оторвался от земли и плавно поднялся в воздух…

Файн несколько секунд стоял в оцепенении, потом перевел взгляд с улетавшей машины на Шепеля.

– Что такое!? – с ужасом не то спросил, не то воскликнул тот, вытаращив глаза. – Ты заметил? Заметил, что он са-ам улетел?

На месте, где только что стоял аэроплан, лежала какая-то книга, неизвестно откуда взявшаяся. Файн поднял ее и прочитал: «Александр Беляев. Звезда КЭЦ». В растерянности он полистал книгу и вдруг обнаружил на одной из страниц какую-то запись карандашом. Он впился в нее глазами.

«Т. Файн! Мы, кандидаты в небожители, решили воспользоваться вашей машиной для перелета с Земли на КЭЦ. В случае неудачи машину возвратим в целости. Не волнуйтесь»…

Начальство аэродрома, посовещавшись, решило не оглашать происшедшего, а посвятить в это дело только органы НКВД.

Каково же было удивление всего аэродромовского коллектива, когда через восемь дней после происшествия, вечером, самолет Файна и Шепеля приземлился на аэродроме – и снова без летчиков. К нему сразу бросилось несколько человек, но они нашли лишь записку: «Первая проба полета на звезду КЭЦ неудачна. Возвратились благополучно. Не делайте шума – для нашей страны это невыгодно».

Райком немедленно собрал весь коллектив и при закрытых дверях долго на все лады обсуждали эти странные происшествия. Никакого решения не приняли, кроме того, что договорились не распространяться о случившемся и ожидать дальнейших событий.

Все это, конечно, было только началом. Побывав невидимкой на заседании райкома, Федор Спиридонович убедился, что загадочные события решено не предавать огласке, и развернул бурную деятельность по использованию невидимости в интересах социализма. Петр Степанович с увлечением описывал беседу между невидимыми Федором Спиридоновичем и Робертом где-то на лужайке под Кенигсбергом, куда они приземлились во время очередного перелета на угнанном немецком моноплане.