Андрей Алдан-Семенов - Черский
— Борылоээ, — говорил ему Сегуя Кооя. — Зачем ты от нас улетаешь?
— Я так же похож на орла, как каракатица на жемчужную раковину, — усмехнулся Черский, но все же было приятно, что его называют орлом.
Женщины навалили в костер сырого вереска: дождь искр взмыл кверху. Сизый горьковатый дым потек по спящим лугам. Ветвистые рога оленей замелькали в дыму, как заросли сухого стланика. Олени зафыркали, вскидывая морды, пряча черные бархатистые глаза от едкого дыма.
Черского усадили на свежую оленью шкуру. Сегуя Кооя открыл заветную жестяную флягу со спиртом.
— Мы выпьем за здоровье нючи, посетившего наши чумы. Огненная вода, обжигая сердца, веселит душу. После нее таежным людям снятся хорошие сны.
Старый Уйбан поставил перед Черским берестяной туесок со сливками, насыпал на шкуру горку румяных лепешек, замешанных на кислом молоке.
Прокопай резал охотничьим ножом оленину, пододвигая Черскому самые лакомые куски.
Черский смотрел на старые и молодые лица, полные добродушия и гостеприимства, и боялся лишь одного: как бы хозяева не стали одаривать его своими подарками на прощанье. Они ведь могут подарить последнего соболя или серебристую лису.
— Покупает ли нюча соболиные шкурки? — спросил Уйбан. — Нет? Может, ему нужна сушеная юкола?
— Я могу взять немного юколы. Только очень немного. Мне нечем заплатить, а я не купец и больше к вам не приеду.
— Окси! Ты не купец? Но юкола очень пригодится в пути. Я дарю тебе рыбу, — ответил Уйбан.
«Вот я и попался. Теперь волей-неволей придется принимать подарок. Надо быть осторожным и не высказывать своих желаний», — подумал он и незаметно перевел разговор на другую тему.
— Какой ближайший приток вниз по Колыме? — спросил он у старого Уйбана.
— Омолон. У-у! Это большая река…
— Встретятся ли нам острова?
— А как же! Будет остров Пятков. Мы недавно ловили там рыбу. Мы нашли там кости у-огун-мога.
— Водяного быка кости! — встрепенулся Черский. — Это же мамонтов бивень, Мавруша. Якуты называют мамонта водяным быком.
— Мы нашли их в береговом обрыве. Кости выпирали через лед, — пояснил Уйбан.
По просьбе Черского Уйбан и Прокопай принесли трехаршинные изогнутые бивни. Черский пощупал холодную, будто спрессованную из снега тяжелую кость.
— Кроме костей, там ничего не было? Ни кожи быка, ни шерсти?
— Нет, ничего. Ведь водяной бык умер давно, — ответил Сегуя Кооя. — Так давно, что я, великий шаман Сегуя Кооя, не могу сказать когда. Правда, я знаю, что раз в году водяной бык оживает. Это бывает в комариный месяц, после ледохода. Тогда-то и оживает водяной бык и выходит на берег. Он пасется на молодой траве, и там, где он играет, в земле остаются провалы. Но душа на другую ночь покидает водяного быка, и он опять падает на речное дно. Вот это я уже знаю…
— Мы дарим тебе эти кости, — перебил шамана старый Уйбан.
— Можно еще подарить коготь птицы оексёки. У нас есть коготь этой сказочной птицы…
Черский даже подскочил на оленьей шкуре.
— Это правда, Уйбан? Ты не обманываешь меня, Уйбан?
— Лгущий подобен дыму. На лживых словах не закоптишь медвежьего окорока, — обиделся Уйбан.
— Прости меня, Уйбан. Это я произнес лживое слово. Но я не хотел обидеть тебя. Я произнес лживое слово от радости. Покажи мне коготь сказочной оексёки.
Уйбан нырнул в ночную темноту и через минуту вернулся с большим рогом доисторического носорога.
— Вот он, коготь. Возьми себе.
Черский ликовал. Еще бы, еще бы! Его палеонтологическая коллекция сразу пополнилась и мамонтовыми бивнями и рогом доисторического носорога. Есть от чего прийти в восторг. Он стал горячо благодарить Уйбана и Сегуя Кооя за подарки. Степан, прислушиваясь к разговору, поворошил ножом угасающие поленья. Сегуя Кооя испуганно схватил руку проводника и отвел ее от костра.
— Нельзя тыкать ножом в огонь. Ты выколешь глаза хозяину огня — уот итчите. Добрый дух огня ослепнет, что тогда будет с нами?
Степан поспешно отбросил нож в траву.
Якутские обычаи и поверья, обряды и легенды привлекали внимание Черского. Он жадно расспрашивал шамана, Уйбана и Прокопая об их жизни, их труде, женских родах, воспитании младенцев, о болезнях, способах их лечения, камлании, о якутском летосчислении.
Все интересовало Черского. Он узнавал, что август — месяц созревших трав, а октябрь — месяц торосовой ловли рыбы, что северное сияние — всего лишь отблеск Охотского моря в зимнем морозном небе.
Он узнал, что в костер надо бросать пищу для хозяина огня — уот итчите, что женщины рожают детей, стоя на коленях. И что роженица должна пролежать три дня на том месте, где она дала роду человеческому нового сына или же дочь.
Сегуя Кооя, нашедший в Черском благодарного слушателя, все больше воспламенялся. Шаман, крещенный в православную веру, безбожно путал христианские праздники с языческими обрядами. Николай-угодник воплощался для него в добром духе охоты, пасха являлась пробуждением природы от зимнего сна.
— Когда наступает пасха, в тайге не щебечут пичужки, не шумит вода, — говорит Сегуя Кооя. — Зато весь день играет солнце. Солнце радуется воскресению доброго духа земли Христа. Дух земли приходит в тайгу, как солнце..
Сегуя Кооя будто вырос при этих словах. Он приподнял над костром свое худенькое тельце и стал размахивать руками, как ворон черными крыльями.
— Я — великий шаман! Меня любят добрые духи и ненавидят злые. Я знаю прошлое и предсказываю будущее. Я научу тебя, как узнать свое будущее. Это не так-то просто, но можно. Слушай мои советы…
Черский наклонил голову в знак почтительного внимания. Он видел, как Сегуя Кооя незаметно, против собственной воли, приходит в экстаз, который обычно кончается обрядом камлания. В долгую верхне-колымскую зиму Черскому так и не удалось посмотреть, как камлают якутские шаманы. Теперь случайно и неожиданно желание может исполниться.
— Слушай внимательно, нюча, — продолжал шаман. — Когда на вечерней заре закукует кукушка, разыщи дерево, на котором она сидит. Сруби дерево, но сруби так бесшумно, чтобы кукушка не улетела. Поймай и убей кукушку. Разруби на три части дерево. Первую часть сожги на костре, из другой сделай вертело и изжарь на нем кукушку. Третий обрубок будет тебе подушкой. Когда съешь кукушку, тебе захочется спать. Положи голову на деревянную подушку и спи. Тогда приснится тебе все твое будущее до самого смертного часа…
Сильный приступ кашля потряс тело Черского. Он застонал, закрыл лицо руками, откачнулся от костра. Мавра Павловна поспешила на помощь. Лицо Черского посинело, кровавые пузырьки вспыхнули в уголках губ, мокрые волосы прилипли ко лбу. Оленеводы перепугались. Только Сегуя Кооя сказал с тихой укоризной:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});