Виктор Кочетков - Мы из ЧК

Ко дню свадьбы Васильева почти все мои товарищи уже продвинулись по службе. Тимофей Морозов возглавлял отдел ГПУ в Долгушине, Семен Леонов был старшим оперативным уполномоченным транспортного отдела ГПУ на Екатерининской железной дороге, Васильев — старшим оперуполномоченным Сечереченского отделения ГПУ, а я в этом отделении был заместителем начальника.

На станции гудели гудки. Басил паровозоремонтный завод. Ему вторило паровозное депо. Мы — к окну! Может, пожар?.. Может, налет бандитов?..

Народ гужом валил через пути. Переходной мостик загружен. Бегут с железными прутьями, с костылями в руках…

Васильев потрогал кобуру нагана.

— Гайда!

Мы выскочили на вокзал. Постовой милиционер пытался задержать толпу, но мастеровые депо, рабочие завода, стрелочники, путейцы густой толпой обтекали его, двигаясь к управлению железной дороги.

— Что случилось? — спросил я молодого парня в рваной спецовке. Он зло оглянул меня.

— Рабочих сажают!

В толпе вертелся Бижевич. Лицо бледное, глаза, как у хмельного.

— Забастовка!.. Понимаешь?.. Примечай, кто у них заводила! Контрреволюция поднимает голову…

А нам непонятно. Как забастовка? Почему?

Милиционер все так же растерянно суетился, размахивая наганом. Парень в спецовке взял его за руку.

— Убери игрушку! А то — ка-ак дам!!!

Возле управления железной дороги рабочие угрожающе кричали:

— Отпустите арестованных!

— На волю товарищей!

Из разговоров мы узнали, что начальник охраны железной дороги приказал устроить облаву на станции и всех задержанных с куском угля или поленом дров посадить в подвал. И пятнадцать рабочих очутились в кутузке!

В то время снабжение населения топливом было поставлено скверно. А зима надвигалась! Естественно, работники заводов, станции, депо, мастерских подбирали на путях куски каменного угля, а на предприятиях — отходы. И после работы несли домой.

Об арестах узнали машинисты и первыми дали сигнал тревоги.

Жиденькая цепочка чекистов, охранявшая здание управления железной дороги, не смогла противостоять толпе.

Появился Платонов. Оглянув море голов, тревожно подумал: «Быть беде!» Он знал, что в Сечереченске немало вражеского элемента: затаились недобитые офицеры Врангеля и Петлюры, точат зубы местные националисты… И дурацкий приказ начальника охраны лишь на руку всем этим недобиткам старого мира.

Федор Максимович поднял руку, прося тишины.

— Товарищи, успокойтесь! ГПУ разберется. Невинных мы тотчас выпустим!

К толпе рабочих уже примешались сынки лавочников и уголовники. Они сновали в бурлящем потоке и истошно кричали:

— Дави живоглотов!

— Свободу!

Рядом с Платоновым оказался Бижевич с горящими глазами. Выхватил из кобуры кольт.

— Расходи-и-ись! Стрелять буду!

— Ах ты, заморыш тонконогий! — Рабочий в кожаной потертой тужурке оттолкнул плечом Бижевича, отодвинул от двери также и Платонова, распахнул обе половинки входа.

— Пошли, хлопцы!

Чекисты протиснулись к двери, сцепили руки и плечо в плечо встали у входа. Но человек десять самых отчаянных бузотеров уже проскочили в здание. Загрохотали коридоры на третьем этаже. Вольница быстро нашла дверь начальника охраны.

— Тут он, гад! — Разъяренные люди набросились на начальника.

— Как смеете! Вон отсюда! — Начальник потянулся к нагану.

— Мы все смеем! — Рабочий в куртке поднял молоток и грудью пошел вперед.

— Выпусти наших товарищей!

За ним двинулись остальные, окружили стол. Начальник затравленно метнулся к окну, рванул створки.

— Карау-у-ул!!!

Внизу кипела толпа с поднятыми кулаками. Сзади рабочий с молотком тянул за рукав.

— Пошли с нами!

— В подвал его! — кричали другие.

Начальник в припадке страха выбросился с третьего этажа. Толпа раздалась, и он шмякнулся на асфальт. Над ним тотчас сомкнулись люди. Замелькали кулаки. В ход пошли костыли, зубила, железные прутья…

Мы с Васильевым — в толпу. За нами — Леонов и Бижевич. И нам кое-как удалось заслонить тело начальника, хотя по нашим спинам молотили кулаки. Подоспели бойцы войск ОГПУ, оградили штыками разбитого начальника охраны…

Толпа начала расходиться, пряча глаза и стараясь миновать чекистов.

Платонов приказал немедленно освободить всех попавших в облаву.

При расследовании причин беспорядка было установлено, что начальник охраны дороги согласовал свои действия с Юзефом Леопольдовичем Бижевичем. Партийное собрание отдела ГПУ на железной дороге с пристрастием разбиралось в этой истории.

Бижевич, объясняясь с товарищами, как всегда, ударился в крайность:

— Наш вождь и учитель Владимир Ильич Ленин указывает, что всякий гражданин, похитивший пуд угля, — враг народа! Если организм болен, то мы обязаны отсечь зараженное место!

— Погоди ты, Юзеф Леопольдович! — возражал Леонов. — Как же это своя, Советская власть сажает рабочего?.. За что сажает? За комок угля! Какая это политика к бису!

Но у Юзефа Леопольдовича на этот раз нашлось немало сторонников. Они говорили, что завод растаскивают по кирпичу. А комок угля — тот же кирпич!

Леонов не сдавался:

— Я не против того, чтобы наказать за воровство. Но я против таких методов. Чекисты — не дубинка против рабочего люда!

— Что же, мы должны гладить по головке зачинщиков забастовки? Простить самосуд? — не унимался Бижевич, жарко сверкая диковатыми глазами. — В стране решается вопрос: кто кого?.. И мы, чекисты, в решении его — первая скрипка!..

Сторонники крайних мер не получили поддержки партийной ячейки: Бижевичу было указано на его неправильное настроение. А на следующий день его вызвал Платонов.

— Вот шифровка из Харькова. Срочно разобраться с этой волынкой. Вы заварили кашу, вам и разбираться!

Юзеф Леопольдович занялся «бунтовщиками». Не зря вертелся он тогда в толпе рабочих. В камеру приводили одного за другим железнодорожников. Первым был рабочий в кожанке. На допросах Бижевич все выпытывал: кто подстрекал? От какой организации действовали?.. Но арестованные дружно твердили:

— Все шли, и мы шли!

Однако через неделю Юзеф Леопольдович положил на стол начальника дорожно-транспортного отдела ГПУ толстую папку.

— Прошу утвердить!

Платонов сочувственно смотрел на Бижевича: глаза ввалились, лицо приобрело цвет высохшего лимона, тонкие руки нервно подрагивали. Он все время покусывал тонкие губы.

— Юзеф Леопольдович, не поехать ли вам на юг?.. Сейчас там благодать! Фрукты. Жары нет. Море теплое…