Мы — можем! - Евгений Александрович Морозов
10 сентября мы вышли из Шлиссельбурга к месту работ.
В родной конторе от меня потребовали заявление на отпуск за свой счет, что я и подписал. Шакальчик обещал достойно оплатить мои труды на ниве судоподъема, а судовладелец в лице директора фирмы господина Мордашкина и главного инженера Фрица давал гарантии, что если что не так, то они всяко не оставят меня без вознаграждения. Все их заверения оказались лживыми, но самое плохое было не в этом.
Мы приступили к работе, имея в своем распоряжении полуживой деррик, плохо помнящий о тех временах, когда он поднимал 30 тонн, и водолазную станцию с трехболтовым вентилируемым снаряжением. Людям, не имеющим отношения к подводным работам, это, возможно, мало что говорит, но если вы представите себе, что идете в разведку боем в расположение танкового корпуса в рыцарских доспехах с пищалями, вы получите легкое представление о соответствии наших средств нашим задачам.
Выяснились и другие неприятные подробности.
Антон попал в лапы сектантам. Они так засуричили ему мозги, что он стал совсем другим человеком. Скорее даже зомби. Эти изменения отразились также на его профессиональных качествах. Причем не в лучшую сторону. Однако, выйти из игры я уже не мог. Я вляпался хорошо и надолго.
Вдобавок стропа для спрямления и подъема эстехи были уже рассчитаны, заказаны, оплачены и сделаны. Строп в спасательном деле — это особая снасть вполне определенной конструкции и длины. Длина заказанных мною стропов была рассчитана так, чтобы с их помощью и с минимальными затратами труда и времени сначала взять судно на спрямление, а затем, посредством минимальных манипуляций, перестропить его на подъем. Поскольку, как я упоминал, водолазам «Атлантиды» так и не удалось протащить проводники под корпусом АС, потребовалось изменить схему остропки на спрямление. Скучно для береговых людей вникать в подробности нашего промысла, но для простоты понимания ситуации я скажу, что, несмотря на все наши ухищрения при исполнении новой схемы, понтоны при спрямлении с трудом впритирку проходили под комингсом левого борта.
Помимо всего сказывалось приближение осени.
После четырех дней работы пришлось на четыре дня уйти в укрытие к Шлиссельбургу. При первой возможности снова пошли на работу, но не прошло и двух дней, как очередной шторм погнал нас в укрытие.
Следующий выход состоялся, где-то, через неделю. 27 сентября к вечеру пришли на место с парой понтонов. Кроме того экспедиция была усилена буксиром и несамоходным базовым судном нашего отряда, поскольку бытовые условия на деррике не превышали уюта партизанской землянки, а питание аварийной партии и водолазов вообще попадало под категорию случайного процесса.
С большими трудами мы затопили понтоны, остропили и занайтовали их. К вечеру 30 сентября после двух дней мороки с продувкой мы все-таки добились первой победы — поставили эстеху днищем на грунт. Далее следовала перестропка понтонов на подъем и герметизация корпуса АС в процессе контрольной продувки.С момента начала операции прошло два месяца, со дня моего участия в ней — двадцать дней. Становилось ясно, что водолазы и аварийная партия «Атлантиды» исчерпали свои возможности. Они были явно не способны в этих условиях обеспечить герметизацию отсеков корпуса, предназначенных к продувке на всплытие, также как и к надлежащей установке понтонов.
А штормовая осень продолжала наступать по всей Ладоге. Все короче становилось светлое время суток, когда работа идет наиболее эффективно и безопасно. Общая организация операции, режим труда и отдыха, регулируемые Шакальчиком, исполнялись из рук вон плохо. Водолазы работали бестолково и недружно. Антона нельзя было узнать. Орел стал мокрой курицей. Как-то глядя на пузыри водолаза, идущего явно не в ту сторону, куда нужно, я сказал Антону, чтобы он подправил его.
— Что я буду давать указания водолазу первого класса!
Штормило все чаще и злее. Снежные заряды налетали на суда экспедиции.
14 октября за полночь раздуло так, что начали рваться швартовы. Пришлось срочно отдавать уцелевшие и бежать в укрытие — в Шлиссельбург. Понтоны при этом были брошены в частично продутом состоянии, поскольку посылать водолаза, чтобы открыть воздушные клапана, уже было нельзя.
15 октября в Питере меня встретил полномочный представитель судовладельца — главный инженер фирмы Виктор Фриц. Нужно было обсудить ход операции и наши дальнейшие планы. Фриц сообщил мне, что с судов, проходивших по Ладоге, видели понтоны, выброшенные на отмель у Зеленцов. Поскольку других понтонов в южной Ладоге не было, было нетрудно догадаться о происшедшем. Мне стало очень плохо, хотя я старался не показать этого. От имени судовладельца Фриц просил меня не выходить из игры, а сделать все, что можно для успешного решения затянувшейся проблемы. Я объяснил ему, что атланты, работавшие уже два месяца, не способны поднять эстеху.
Необходимо привлечь водолазов нашего отряда.
— Но у нас уже заключен договор с «Атлантидой». Мы не можем расторгнуть его, пока не достигнут результат.
— С этими исполнителями нельзя ожидать нужного результата.
— Нужно сделать все возможное, Евгений Александрович! Мы придадим экспедиции еще одно судно для прикрытия от волн. Кроме того, у нас есть хорошая идея, как обойтись без проводки стропов под днищем судна. Понтоны сейчас отведут на Невский завод в Шлиссельбурге. Там их приведут в порядок и соединят мостом из труб большого диаметра. Получится что-то вроде катамарана, который мы подведем и затопим так, чтобы понтоны встали по бортам АС, а трубы легли на комингс трюма. Мы прикрепим их к комингсу цепями и продуем. После всплытия откачаем воду из всех отсеков и отбуксируем судно в Шлиссельбург.
Через неделю меня принял с заснеженного причала завода лоцманский бот и доставил к месту работ,
