Очень личное. 20 лучших интервью на Общественном телевидении России - Виктор Лошак
Все-таки это, наверное, так. Повзрослев, стал значительным, на меня рассчитывал и деканат, я был замдекана по науке, а было мне 29 лет.
Моими подчиненными были академик Колмогоров, академик Александров, академик Ильюшин, академик Седов. Когда мы собирались вместе, они всегда проявляли уважение. Потом я стал зампроректора и фактически уже тогда стал вести дела университета, потому что ректор Анатолий Алексеевич Логунов летал выше, в своем Протвино; он физик, а там была крупная установка. А университетом руководил я – по должности первый заместитель первого проректора.
В. Л.: Когда же вам было тяжелей всего?
В. С.: Тяжелее всего далось время становления.
Я переболел, переболел. Это на самом деле почти болезнь. Потому что я математик, защитил докторскую и был самым молодым профессором в МГУ, у меня стали выходить книги. А здесь административная работа, общественная. Это так тяжело было для меня.
Поэтому я ночами в мыслях доказывал теоремы. Главный свой результат я доказал, прогуливаясь в ночное время.
В. Л.: Но ректором ведь вас выбрали?
В. С.: Были трудные выборы, всего четыре кандидата. Причем администрация и президент тогда были против моей кандидатуры. Он даже позвал министра, чтобы меня снять. Но выбирал коллектив. Моя позиция была: надежда на университет. А конкуренты говорили, что Сорос нам поможет; в то время это было модно.
В. Л.: Да, это были трудные времена.
В. С.: Трудные времена. Ну вот. Причем я избирался еще четыре раза. А потом уже вышел закон о назначении.
В. Л.: Виктор Антонович, вы вспомнили свою юность, детство. Вы переживаете события на Украине?
В. С.: Да, очень. Во-первых, я там вырос.
Во-вторых, кто я? Это характерно вообще для этого времени. Моя мама русская из Орловской области, Корнюхина. Она из многодетной семьи. В 1930-х годах бежала от голода на Украину, здесь было получше с едой. Папа из многодетной семьи, он там местный фактически, он писал – украинец. Но некоторые исследователи фамилии доказывают, что он белорус. Вот меня если спросить, на каком языке мы разговаривали, я не могу ответить, ей богу. Это скорее всего был…
В. Л.: Суржик.
В. С.: Суржик был и все. Я не могу сказать, на каком языке я в средней школе учился, не могу.
И, конечно, мы одна семья, исторически одна.
И правильно говорит руководство наше, что о произошедшем очень жаль. Так не должно быть.
В. Л.: Что дает университету попечительство президента? Ведь он попечитель только в одном ВУЗе страны? Да, по-моему, вообще, в единственной организациии – это Московский государственный университет.
В. С.: В одном. Ну, это было мое предложение Владимиру Владимировичу, и он мгновенно согласился. Он понимал, что должен быть университет, который курирует глава государства, чтобы тем самым видеть всю систему образования до деталей. Это так. Он и видит все детали. Я сказал: «Мы не подведем, мы – первый университет страны, и в этом смысле мы не подведем, согласитесь быть Председателем Попечительского совета», и он мгновенно дал согласие. Каждый год собираются заседания Попечительского совета, слушается доклад ректора и принимаются решения.
Долина (Технологическая долина МГУ – научно-исследовательский и образовательный комплекс – ред.) – такое решение принял Владимир Владимирович. Принят закон, принято постановление правительства, сейчас идет строительство фактически нового кампуса; там 500 тысяч квадратных метров строится, уже три корпуса выросли. Таким образом, это вот тот интерфейс между фундаментальной наукой, о которой мы говорили, и высокими технологиями. Там уже сотни проектов в этой долине зарегистрировали, которые войдут.
В. Л.: Президент любит фразу, по-моему, ее автор Черчилль, о том, что: «кто не был в юности революционером, тот не имеет сердца, кто остался им в зрелые годы, тот не имеет разума». А как в университете относятся к вольнодумству студентов?
В. С.: Вы знаете, студенты должны думать иначе. Вот мы говорим, что молодые, а они – другие. Вот у меня внук, у меня пять их, все они математики…
В. Л.: И внуки математики?
В. С.: Математики.
В. Л.: Фантастика!
В. С.: Внук, о котором я говорю, победитель международных олимпиад по математике; из каждой страны принимали участие всего один-два человека. Он их всех побеждал там.
Ну и вот, когда с ним разговариваешь, у него совершенно другое уже понимание. Это новое поколение, и слава богу, что они такие, они уже другие. Конечно, они упрямые, особенно те, кто идет самостоятельно, они хотят сами сделать свою карьеру. Вот он мне, например, сказал: «Я в МГУ не пойду». Он имеет право поступать без экзаменов в любой ВУЗ. «В МГУ не пойду, там дед работает (дед – это я) и отец. Я пойду своим путем». Пошел в Физтех. Вот такие молодые вольнодумцы. Я против, когда взрослые люди становятся вольнодумцами, пытаясь достичь каких-то, я бы сказал, неблаговидных целей. И мы проходили эти все этапы, периоды; я многое видел, знаю. Всегда говорю ребятам: «Любите университет».
В. Л.: А что за этим следует? Радикальные наказания какие-то или наоборот?
В. С.: Никого мы не наказывали. Никого.
Я никого за свою жизнь не исключил и никого не уволил. Я имею в виду, конечно, по собственному желанию уходят, но чтобы я принял решение уволить, нет. За тридцать лет своей работы ректором не уволил никого.
В. Л.: В одном из ваших интервью вы говорите о том, где, в каких отраслях, вы считаете, достигли интересных важных научных открытий. Вы говорите о математике, говорите о космосе и вы говорите о здравоохранении. О чем идет речь в медицине? Это ведь ваша большая работа в соавторстве по изучению вестибулярного аппарата? Расскажите об этом подробнее.
В. С.: Два направления действительно в медицине. Что касается вестибулярного аппарата.
В 1970-х годах Георгий Тимофеевич Береговой (космонавт, а позже руководитель Отряда космонавтов – ред.) подошел ко мне на мехмате, а я молодой замдекана, и говорит: «Мне нужно создать невесомость на Земле. Космонавты плохо ее переносят». Я посмотрел на него скептически, конечно, понимая, что невесомость на Земле создать нельзя.
В. Л.: А почему он обратился к вам, к математику?
В. С.: Он был на мехмате и, видимо, меня уже знал. Наверное, я был самым молодым доктором университета. Был такой период. Ну и тогда я говорю: «Я берусь за эту работу».
И наша группа, в том числе два космонавта в нее вошли, руководитель центра подготовки космонавтов и два ученых, наши
