Екаб Петерс - Валентин Августович Штейнберг
В пути на Ташкент Петерсу запомнилось высокое, чистое небо да степные коршуны на песчаных буграх, что проплывали мимо вагонов…Открывался край незнакомый и огромный…
Потом, 26 августа 1920 года, была первая встреча с коммунистами Ташкента. Собрались в Государственном театре, где и говорили вновь прибывшие члены Турк-комиссии — Сокольников, Сафаров и Петерс — о внутреннем и международном положении Республики и задачах партии.
…Туркестан! В немеренных пространствах земли, под белым, неправдоподобно раскаленным солнцем на каждом шагу — парадоксы, просто, казалось, нелепости. Советская власть укреплялась, искала поддержки народа, а в кишлаках сидели баи, которые, как и при эмире, держали батраков, собирали налоги с бедняков за аренду земли и за воду. Нищие декхане, сплошь неграмотные, слушали самоуверенных и брюзжащих баев, недовольных новой властью и твердивших о святых законах Корана. Всюду шныряли их люди, внушали, что басмачи-де истинные защитники веры.
В Бостанлыкском районе близ селения Бурчмулла организовалась сельскохозяйственная коммуна. Председатель радовался первым успехам. Но однажды на него напала толпа на базаре, подстрекаемая баями и духовенством: его стянули с лошади, затоптали ногами, закидали камнями, труп бросили в ров. И сколько ни искали виноватых, очевидцы твердили одно и то же: не знаем, не видели, все виноваты.
Туркестан был единственной республикой, снабжавшей РСФСР хлопком, но площади под его посевы сокращались, а то, что собирали (счет все же шел на миллионы пудов), не удавалось вывезти на переработку. Газеты писали: «Поезда с хлопком задержались вблизи Оренбурга ввиду того, что их не позволили везти туркестанскими паровозами». Мешали разруха и неразбериха. Не было, как и раньше, топлива. Постоянно чего-то не хватало. В Чимкенте не было дубильного материала и кожу выделывали, используя камень. Не было соды для варки мыла, заменяли ее золой растений. Окна стеклили слюдой. Выдался прекрасный урожай, в кишлаках запели. Но песни радости сменились песнями горя и печали: шла война… «…Фергана, Наманган, Андижан и другие города стерты с лица земли, и население их бежало в Ташкент», — писали газеты.
Только к декабрю Петерс — полномочный представитель ВЧК в Туркестанской республике — реально представил истинное положение вещей. В своем письме ко всем чекистам края он напомнит, что в Туркестане Советская власть фактически только налаживается.
«…В Семиречьи у власти — русский кулак-живодер, который всякие государственные разверстки налагает в первую очередь на киргизского кочевника, не имеющего ни площади хлебных посевов, ни сбора хлеба». (Из Семиречья Красная Армия гнала белых генералов и полковников, окружала, уничтожала и рассеивала банды русских кулаков.)
«В Фергане Советская власть не вышла еще из новых городов, а о кишлаках и говорить нечего, — напоминал Петерс. — Там царствуют бандиты, басмачи и не одно преступное безобразие совершают авантюристы с советскими мандатами, в роли разных диктаторов, не считаясь нисколько с правами и бытом местного населения…» (Басмачи налетали на города, проносились по кишлакам, сея огонь и смерть.)
Петерс определил место каждого чекиста. «ЧК должна служить бедноте против богачей, угнетаемым против угнетателей…ЧК должна вести пример не только в смысле порядка, дисциплины, самоотверженного труда, но и выдержанности, такта, твердости и вежливости.
…ЧК и Особотделы должны понять, что комитеты коммунистической партии на местах есть высший орган пролетарской диктатуры и штаб революционного фронта. К нему каждый член партии должен относиться с уважением и вниманием».
Свою программу-письмо он объявил 2 декабря. Но еще когда на дворе дышал жаркий и пыльный август, Петерс тщательно и скрупулезно начал знакомство с делами в Ташкенте, с сотрудниками в ТашЧК.
В доме, где разместился Петерс со своей службой, был назначен сбор сотрудников. Свежие данные лежали перед ним на столе: арестован сотрудник ТуркЧК Муминбаев, обвиненный в вымогательстве; строго предупрежден за пьянство и запущенность в работе ответственный сотрудник Турк- и ТашЧК Барк. Шайка уголовных бандитов терроризирует Самарканд и весь уезд. На столе лежали свежие сводки с фронта, последние номера ташкентских газет. Над одной заметкой он задержался дольше: «За что карает Туркчека. Служащая Народного комиссариата земледелия Маргарита Карнатовская вместо дела и добросовестного исполнения служебных обязанностей в часы занятий занималась флиртом, танцами и пением романсов. Многочисленные предупреждения и призывы к порядку ни к чему не привели, и постановлением Туркчека саботажница отправлена в рабочий и исправительный дом с применением общественных принудительных работ сроком на один год… ходатаи по делу Карнатовской, объяснявшие явный ее саботаж «шалостями милой девушки» (см. протокол коллектива комзема), привлечены к ответственности, как за покрывательство и укрывательство саботажников».
Когда смысл написанного дошел до Екаба, он от души рассмеялся. А в это время к нему входили люди и, зная, как редко в этой комнате можно встретить улыбку, а тем более смех, со сдержанным недоумением реагировали на происходящее. Действительно, положение дел давало мало повода для веселья, больше — для озабоченности. Петерс снял кожаную фуражку со звездой, положил ее на край стола, приткнул к ней пиджак и почувствовал себя гораздо свободней и уверенней. Он преобразился, воодушевился и повел истинно партийный разговор о неотложных задачах чекистов. Люди впитывали каждое его слово. Петерс обратил их внимание на то, чтобы прежде всего «сконцентрировать все силы, все органы, ведущие на территории Туркреспублики борьбу с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности и дать им правильное направление…».
Возникла в Ташкенте история с базарами. Петерс позвал к себе Абдуллу Ярмухамедова, местного уроженца, начальника политотдела в ЧК. Послушал советы Абдуллы и, как это делал в Москве, отправился инкогнито на местные Сухаревки. Походил, посмотрел, потерся в говорливом, кричащем, многолюдном месиве — на Воскресенском базаре, на Куринном, вокруг лавок в Старом городе.
Наиболее ярые «революционеры» из местного Совета провели в жизнь свое требование: закрыть базары, как скопища грязных торговцев и бездельников, места встречи контрреволюции. Считалось, что это — подлинно революционная линия. Крутая мера, однако, продолжала будоражить людей. Совету пришлось еще раз к этому вернуться. Заседания заканчивались поздно ночью. Петерсу досталось от этих «революционеров»: они его клеймили консерватором, он называл их «левыми». А все потому, что внял истине: мусульмане не живут без базаров. Здесь и чайхана, и многолюдье — сосредоточие правды, сомнений, слухов. Сюда, на базар, стекаются люди, здесь и выплескивают все чувства, мысли, узнают, чем живет сама община. На Востоке говорили: «Хочешь узнать душу города — иди на базар». И Петерс вопрошал: «Почему бы не соединить эту старую мудрость,
