Элла Матонина - К. Р.

У меня в ушах и сердце так приятно звучат последние слова Ее Высочества: „Vener nous voir souvent“ („Приходите к нам чаще“. — Э. М., Э. Г.)… — Нет, этого нельзя! Я не баловень судьбы — и никогда не отделаюсь от страха — abuser (стать обузой. — Э. М., Э. Г.). Но изредка, изредка, осенью, зимой, повторение такого дня мне будет „богатым подарком“».

Заметим, что Иван Александрович был человек непростого характера, большой индивидуалист и холостяк, так и не заведший семьи. И вместе с тем живой классик с острым взглядом.

Кто-то скажет, что это был светский прием. Но и в быту молодой пары не меньше «благоухающей поэзии», замеченной Гончаровым. Они открывали себя друг другу, радуясь этим открытиям. Вот он рассматривает ее рождественские подарки и счастлив, что она очень старалась: достала для него спичечницу из песчаника и нефритовую пепельницу, оправленные серебряными змеями работы вошедшего в моду ювелира Фаберже.

А утром, 4 сентября, в день ее именин, он аккуратно расставил свои подарки ей: брошку в виде черепахи с большим рубином, вставленным в испещренную золотом спинку, флакон из сердолика, стойку для пера из золота и, наконец, сапфиры Императора Николая I. Он часто смотрел, как жена собирается на бал, и особенно любил один ее наряд: белое платье с лиловыми орхидеями и вереском, в жемчугах и алмазах. Это платье Елизавете подарила его мать Александра Иосифовна. Когда молодая невестка его надевала, обязательно приходила посмотреть на нее. И Константин вместе с Мамá наперебой восхищались красотой своей Лизы, которая не имела права выглядеть хуже других Великих княгинь.

Однако оттенки любви многообразны и продиктованы не только восторгом, счастьем, упоением, но и долгом, жалостью, раздражением, ревностью, надеждой… «Я боюсь касаться подробно оттенков моей супружеской жизни. Эти постоянно гнетущие меня размышления перерабатываются у меня в голове и не попадают на бумагу. Все, что касается жены, все, что мне в ней не нравится, что в настоящее время составляет мое главное и постоянное мучение, — все глохнет в моей душе». Когда Константин мучился над листом бумаги, страшась изложить в дневнике, что его беспокоит, это не значит, что он ее не любил. Он пытался разобраться и сожалел, что не умеет умно, искренно, сосредоточившись в чувствах и мыслях (как это делал в своих, поразивших Константина, дневниках медик Пирогов), назвать причину своей сумятицы. Да, его жена отказалась принять веру мужа. Но можно ли иметь право на тайну ее души? У него ведь тоже есть свои тайны. Свои интимные переживания, грехи природной двойственности, в которых он исповедуется священнику.

Стремясь понять любимую женщину, он просил понять и его, просил об этом в стихах своих:

В душе загадочной моей есть тайны,Которых не поведать языком,И постигаются случайноОни лишь сердцем, не умом.

ПОЭТ

«В душе загадочной моей есть тайны…» — признается Константин молодой жене. Но признается, не гордясь этими тайнами, а надеясь на снисходительность к ним. Одна из его тайн Елизавете была известна: ее муж — поэт. Да, Великий князь, Его Императорское Высочество, кадровый военный, не смеющий нарушать династический запрет на занятия поэзией (музыкой, живописью, театром), — поэт.

И это было прекрасно, считала Елизавета. Еще более загадочным становился образ любимого русского князя, писавшего ей и для нее:

Взошла луна… Полуночь просияла,И средь немой, волшебной тишиныПеснь соловья так сладко зазвучала,С лазоревой пролившись тишины.Ты полюбила, — я любим тобою,Возможно мне, о друг, тебя любить!..И ныне песнью я зальюсь такою,Какую ты могла лишь вдохновить. —

читала она, и сердце ее трепетало от его признаний. А он снова и снова бросал к ее ногам поэтические цветы:

… И пронеслися мимолетные виденья,И целый день с томлением, с тоскойЯ темной ночи жду, — жду грезы усыпленья,Чтоб хоть во сне увидеться с тобой!

Но она не знала, что его поэтический порыв — не мимолетное волшебство любовных впечатлений, а — дар, страсть, колоссальный духовный труд. Не знала еще, что ей придется, встречаясь с ним, идущим с блокнотом в руках в аллеях Павловского или Стрельнинского парка, сворачивать в другую аллею, чтобы не спугнуть свою соперницу — его музу. Не знала, что он, несмотря на все условности и запреты, поклялся служить Отечеству именно словом и что его роман с музой был серьезен и благороден.

Еще до того, как встретить ее, Константин написал:

Я баловень судьбы… Уж с колыбелиБогатство, почести, высокий санК возвышенной меня манили цели, —Рождением к величью я призван. —Но что мне роскошь, злато, власть и сила?Не та же беспристрастная могилаПоглотит весь мишурный этот блеск,И все, что здесь лишь внешностью нам льстило,Исчезнет, как волны мгновенный всплеск.Есть дар иной, божественный, бесценный.Он в жизни для меня всего святей,И не одно сокровище вселеннойНе заменит его в душе моей:То песнь моя!.. — пускай прольются звукиМоих стихов в сердца толпы людской,Пусть скорбного врачуют мукиИ радуют счастливого душой!Когда же звуки песни вдохновеннойДостигнут человеческих сердец,Тогда я смело славы заслужённойПриму неувядаемый венец.Но пусть не тем, что знатного я рода,Что царская во мне струится кровь,Родного православного народаЯ заслужу доверье и любовь, —Но тем, что песни русские родныеЯ буду петь немолчно до концаИ что во славу матушки РоссииСвященный подвиг совершу певца.

Первое стихотворение «Задремали волны…» он написал в Крыму, в родительском имении Ореанда. Был май 1879 года, он сопровождал отца на испытаниях броненосцев в Черном море и побывал в белом доме с колоннами, увитыми виноградом. Среди скал над морем расположился сад: мирт, лавр, кипарис, «объятый вечнозеленой думой», кусты роз, прохладный под портиком фонтан. Здесь он «вкусил впервые высшее из благ, поэзии святое вдохновенье». Восемь строк, он их включил в свои сборники, не исправив ошибку, деликатно замеченную поэтом Я. Полонским.

Начинающий поэт рисовал лирическую картину: «Задремали волны, ясен неба свод; светит месяц полный над лазурью вод». «Лазурь вод», конечно, не может вязаться ни с ночью, ни с полным месяцем, — говорил Полонский и, чтобы смягчить замечание, приводил в пример Лермонтова, у которого такая же ошибка: — «Русалка плыла по реке голубой, озаряема полной луной»… Какая уж там лазурь или голубая река ночью?!