Жозеф Кессель - Армия теней

Там были два стихотворения в одном из номеров, написанные девятнадцатилетним пареньком, рабочим. В промежутке между этими двумя стихами его приговорили к смерти.

Вот первое стихотворение:

Прощай, старый товарищ, прощай

Тебе было только семнадцать, но явная молодость

Не вызвала жалости в этих столь грубых людях;

Эти убийцы замучили тебя до смерти.

Ты не боялся смерти.

С храбрым дерзким взглядом

И с криком "Да здравствует Франция!",

Ты, мой товарищ, отдал свою жизнь.

Огонь покинул твои глаза,

А мы, оставшиеся в тюрьме,

Чтобы отомстить за тебя, должны снова вырваться на свободу.

Прощай, старый товарищ, прощай.

Вот второе:

Все мы коммунисты.

И теперь, после того, как мы громко воскликнули это,

Наши имена внесли в печальные списки

Тех, кого отправят на виселицы.

О, вы, те, кто на свободе,

О, вы - наши братья по борьбе,

Всегда мы останемся с вами,

Мы не ослабнем в ваших глазах.

Для нас пробил последний час

И смерть вызвала своих помощников,

Но мы будем отмщены десятикратно.

Эта задача - ваша.

* * *

Отрывок из отчета руководителя группы Франтирёров и партизан:

"Поезд, выезжающий каждый вечер из города Х. , перевозивший немецких солдат, не мог не привлечь моего внимания. После нескольких рекогносцировок мы решили провести диверсию. Мои семь бойцов собрались в лесу Буа-Месниль точно в восемь часов вечера...

После того, как каждый из них получил свои инструкции, мы двинулись попарно, выслав вперед разведчиков. Дойдя до железнодорожного полотна, где все было спокойно, мы установили пулемет на валу над дамбой и дали проехать патрулю.

После этого я разместил на определенном расстоянии двух наблюдателей, поддерживающих с нами связь с помощью веревки с грузилом, чтобы бесшумно предупреждать об опасности. Девять часов! С тремя товарищами я начал отвинчивать один из рельсов (наши гаечные ключи для этого были специально обмотаны тряпками), оставив четыре болта на месте, чтобы пропустить пассажирский поезд.

... Увидев его, мы припали к земле. Потом в те шесть минут, что оставались до прохождения бошевского эшелона, мы вывинтили оставшиеся болты, отклонили рельс в сторону, и вбили несколько костылей, чтобы он не выровнялся. Мы закончили как раз вовремя и, отойдя, заняли позицию на дамбе напротив места диверсии.

В 9.35 бошевский поезд, идя на высокой скорости, сошел с рельс и перевернулся. Мы открыли быстрый и непрерывный огонь из всего нашего оружия по бошам, выползавшим из менее поврежденных вагонов, и быстро отступили по заранее предусмотренным для каждой из двух наших групп маршрутам.

Мы никого не встретили, а железнодорожная охрана ничего не услышала.

Мы убили около шестидесяти и ранили сотни немцев.

Все бойцы проявили себя великолепно, но номеру 7308 объявлено замечание за то, что он закурил, ожидая прохождения пассажирского поезда".

* * *

Руководители всех связанных друг с другом организаций решили встретиться. Шеф попросил меня прибыть на встречу. Леру убеждает меня не совершать такой длительной поездки. Он говорит, что мое описание разослано повсюду, и я возглавляю список разыскиваемых лиц. Это было неизбежно. Я самый старший из оставшихся в живых товарищей.

Чтобы привести Гестапо к месторасположению радиостанции, которой на самом деле никогда не существовало, Бизон сам повез немцев на машине ночью по заранее разведанному нами маршруту. Между двумя деревьями по обе стороны дороги была натянута цепь. Слабые фары машины не позволили немцам вовремя ее заметить. Машина на всей скорости напоролась на цепь. Матильда и Жан-Франсуа перебили немцев из автоматов. У Бизона сломана рука, но он поправится.

* * *

Я отправился на встречу руководителей групп Сопротивления. Леру сопровождает меня с ордером на руках. Я теперь заключенный, которого Леру конвоирует. Идеальный пропуск.

* * *

На трех станциях мы встречали конвои людей, отказавшихся от депортации.

У этих молодых людей были наручники и кандалы на ногах, и обритые наголо головы. Некоторые махали своими закованными руками и кричали:

- Добровольцы! Добровольцы! Другие пели "Марсельезу" и отбивали такт песни своими цепями.

* * *

Встреча длилась долго. Когда она закончилась, шеф сказал мне:

- Нас здесь четырнадцать. Каждый рисковал жизнью, чтобы попасть сюда. Я не уверен, что практические результаты оправдают этот риск.

Но это не имеет значения. Подпольная Франция провела военный совет, несмотря на террор. Это уже имело смысл.

И Сен-Люк (не знаю почему, но мне нравится мысленно называть его тем именем, которым называет его младший брат) продолжил:

- Нас здесь только четырнадцать, но насколько мы разные. Посмотрите на М., с его внушающим доверие лицом с глубокими морщинами, с некими тайными свойствами, как на лицах с портретов Леонардо. Посмотрите на мощный затылок Б. и его страстные глаза. Посмотрите на то, как упрямо Ж. курит свою трубку. Посмотрите на жесткие, сильные, пугающие руки Р. Посмотрите, как робко протирает свои очки А. Вы слышали, как они говорили. Для одних единственная цель - война против немцев. Другие уже думают о классовых проблемах и о послевоенной политике. А третьи даже размышляют о Европе и мечтают о мировом братстве. Но все обсуждалось в дружеском духе. Это тоже имело смысл. Затем Сен-Люк сказал:

- Нас только четырнадцать, но нас поддерживают тысячи и, возможно, даже миллионы людей. Чтобы защищать нас, боевые группы наблюдали за всеми дорогами, которые ведут к этому убежищу. И они были готовы умереть, прежде чем пропустить кого-то к нам. Но никто здесь не чувствует гордости или осознания власти. Мы знаем, что наши солдаты сотни раз меняют имена, и что у них нет ни лица , ни укрытия. Они передвигаются в тайне, носят бесформенную обувь, по дорогам без солнечного света и без славы. Мы знаем, что эта армия голодна и чиста, что это армия теней - удивительная армия любви и беды. И я осознал здесь тот факт, что мы только тени тех теней и отражение той любви и той беды. И это, прежде всего, это, Жербье, имело смысл.

* * *

Снова у Леру. Я передал предупреждение всем новичкам, пожелавшим присоединиться к нашей организации, о том, что им можно рассчитывать максимум на три месяца свободы, то есть - жизни. Это, конечно, не отвратит их от этих намерений, но так честнее.

Утро перед казнью в гитлеровской эре

Немецкий солдат остановился в коридоре и засунул свое лицо под каской в квадратное окошко на двери. Среди всех приговоренных к смерти людей только Жербье обратил внимание на этот фрагмент из металла, плоти и испытующего взгляда. Лишь он один не ощущал, что жизнь кончилась. Он не чувствовал себя в состоянии мертвеца.