Тамара Леонтьева - Лихачев

— Ну как, Иван Алексеевич, со щитом или на щите? — спросил его, улыбаясь, конструктор Михайлов, столкнувшись с ним в подъезде.

— Подписали. Все утверждено… Вот… — И Лихачев торжественно поднял вверх руку со своим свертком.

Не менее десяти человек спросили его о том же, пока он поднимался по лестнице и шел по коридору заводоуправления.

Все уже знали, что Лихачев к Голяев ездили в Кремль с окончательным вариантом генерального плана реконструкции завода. Теперь каждый хотел узнать результаты.

— Подписано, товарищи, подписано, — отвечал Лихачев, спеша исчезнуть за дверьми своего кабинета.

Главного инженера под предлогом каких-то неотложных заводских дел удалось задержать в коридоре «на минуточку».

Дмитрий Васильевич Голяев, обнимая длинными руками свой драгоценный портфель, отвечал немногословно.

Он не считал себя вправе что-либо рассказывать. Кроме того, он еле держался на ногах от усталости.

Лихачев, Голяев и Тарасов не спали три ночи подряд.

— Иван Алексеевич соберет народ, — говорил Голяев. — Не сомневайтесь, он все расскажет. Он все знает, Иван Алексеевич.

2

Между тем Иван Алексеевич стоял, не снимая пальто, у своего стола. Стараясь придержать стремившийся свернуться в трубку чертеж, он нагнулся над ним, широко раскинув руки. Светлая кепка с большим козырьком лежала на диване. Газета, которой был обернут чертеж, валялась на полу. Это было настолько не в привычках всегда аккуратного директора, что главный инженер удивился. Он поднял газету и, складывая ее, молча заглянул через плечо Лихачева. На столе лежал все тот же. бесконечно знакомый им обоим генеральный план реконструкции завода. Через весь чертеж шла белая полоса, определявшая место главной магистрали. Вдоль нее расположились зеленые прямоугольники и круги — места будущих цветников и скверов. По всему периметру тянулись новые цехи. Старые цехи, которые можно было узнать по мелкой штриховке, казались рядом с ними совсем маленькими, а солидное здание заводоуправления с его красным куполом выглядело небольшой будкой.

Генеральный план будущего завода уже не менее десяти раз обсуждался и исправлялся в различных правительственных и партийных инстанциях.

Было много переделок и урезок в «сметных обоснованиях». И все же Лихачев получил от Серго выговор за то, что представил «слишком шикарную» смету и пренебрег экономией государственных средств.

Сказано было сурово:

«За представление директором Автозавода т. Лихачевым безобразно раздутой сметы объявляю т. Лихачеву выговор и предупреждаю его, что при повторении подобных действий, он будет отстранен от занимаемой должности директора завода…»

Из-за этих-то «сметных обоснований» руководители завода и не спали несколько последних ночей.

И вот теперь глаз главного инженера, привыкшего видеть за условными обозначениями реальные предметы, увидел из-за плеча Лихачева огромный город-завод, прорезанный прямыми улицами, полными зелени, цветущие клумбы, пятиэтажные цехи, асфальтированные тротуары, подземные коридоры и сады на крышах. Ничего нового тут не было.

Но Лихачев обернулся, взглянул на своего соратника сияющими глазами, и тогда Голяев сразу увидел еще одну новую деталь. В правом углу, наискось, красным карандашом была начертана подпись Сталина.

3

— Товарищи командиры!.. XVII съезд нашей партии особо отмечал, что основной политической задачей второй пятилетки будет преодоление пережитков капитализма к экономике и сознании людей… Нам с вами одними из первых предстоит решать эту задачу. Мы должны теперь реконструировать наш завод. Ему предстоит выпускать ежегодно семьдесят тысяч грузовиков, в том числе трехосные, и 4 тысячи автобусов, нужных не только столице, но и тем городам, которые создаются и будут созданы во второй пятилетке. Кроме того, мы будем производить десять тысяч легковых автомобилей с восьмицилиндровым мотором в 110–120 лошадиных сил. Разве это не замечательный большевистский удар по пережиткам капитализма?!

Так говорил Иван Алексеевич Лихачев на партийно-технической конференции завода… Он подчеркивал, что будет большая реконструкция не только' завода, но и самого человека, реконструкция его сознания.

Генеральный план второй реконструкции, обведенный багетом, стоял у самой рампы. Большой зал Дворца культуры был полон. Глаза всех были устремлены к этому плану.

Лихачев стоял перед ним с длинной указкой в руках.

— Здесь будет новый инструментальный цех, — сказал он, обводя указкой закрашенный голубым прямоугольник. — Цех будет пятиэтажным. В нем разместится тысяча единиц станочного оборудования, будет своя термическая и своя кузница.

По залу прошла волна аплодисментов, и почему-то послышался смех. Лихачев поднял брови, но, уловив слово «американцы», сразу понял, над чем могли смеяться в эту торжественную минуту.

В какую-то долю секунды перед ним прошли американские консультанты: Аэрс, Матысек, Джемонпре и респектабельный Брандт, который с первых же дней был разгадан здесь всеми, кроме самонадеянного Сорокина.

Марк Лаврентьевич давно перешел на другую работу. Против него но таили зла. На XVII съезде партии он был даже избран в члены Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б), но память о его ошибочной ориентации на «третий источник», об отказе проектировать инструментальный цех и намерение кузницу «разместить в стакане» была еще жива на заводе.

— Просчитались американцы, — продолжал Лихачев, хорошо понимая, о чем думают и перешептываются в зале. — Брандт представил нам тогда не проект, а филькину грамоту. Но мы сумели разобраться в ошибках американцев и доказать им их полную несостоятельность. Откровенно говоря, я и сам не думал, что нам это удастся сделать технически грамотно. Мы не ахти какие были тогда технические композиторы.

И снова вспыхнули аплодисменты — «продолжительные аплодисменты», как это отмечено в стенограмме.

— Здесь будет штампово-механический цех, — сказал Лихачев, поднимая свою указку, когда шум улегся. — Эта часть останется, а эту сломаем. Построим прессовый корпус и установим прессы такой мощности, каких нет в Европе.

— А как литейная? — крикнул кто-то нетерпеливо.

— Скажу и о литейной. Литейная № 3 будет иметь конвейер в несколько километров. В старой литейной серого чугуна будет оставлено только ремонтное и экспериментальное литье. Литейная № 3 по механизации будет превосходить все литейные цехи Европы.

Снова раздались аплодисменты, такие дружные, будто мощный поток пробил и обрушил плотину.