Максим Ларсонс - В советском лабиринте. Эпизоды и силуэты

Л. «Как Вы вообще узнали, что я в Париже, где Вы достали мой адрес?»

X. «Вы сейчас же все поймете. Сегодня после обеда Вы вели переговоры в известном учреждении с г-ном Н. Н. и с таким-то посредником».

Л. «Я Вас не понимаю. Почему Вас интересуют мои переговоры, которые я вел или не вел? Для чего я буду с Вами разговаривать о моих служебных делах? Если бы я не знал, кто Вы, если бы я не знал Вас столько лет, я вообще прекратил бы немедленно наш с Вами разговор».

X. «Почему Вы так волнуетесь? Передо мной играть комедию не имеет смысла. Я очень хорошо осведомлен о том, что Вы переговоры вели, и я знаю точно, до последнего слова все, что Вы там говорили».

Л. «Что Вы, каким образом? Что же, Вы стоите за спиной Н. Н. или посредника? Что же, Вы этими людьми посланы ко мне?»

X. «Я Вас слишком хорошо знаю, мне известно, что Вы в делах шуток не любите. Я бы, конечно, к Вам не пришел, если бы меня к Вам послал посредник».

Л. «Я Вас попрошу мне загадок не задавать, милый мой. Вы только что сказали, что Вы меня знаете. Поэтому Вам должно быть известно одно: или Вы ясно скажете, что Вам от меня угодно, или мы совсем закончим нашу беседу».

X. «Я знаю точку зрения, на которой Вы стояли во время переговоров. Я Вам лично вполне верю, что так гласят инструкции, данные Вам из Москвы. Я знаю, что Вы непременно должны заключить договор на крупное количество по твердым ценам, но мне непонятен непримиримый тон, в котором Вы вели переговоры. Почему Вы так резко обходились с посредником, почему Вы все время уверяли Н. Н., что сделка в меньшем объеме не может быть заключена? Вы же, наверное, заметили, что торговому представителю Ваше поведение не понравилось и он напрасно старался заставить Вас перевести переговоры на другие рельсы».

Л. «Ну, здесь я уже ничего не понимаю! Откуда Вы можете знать, был ли торговый представитель недоволен моим поведением? Это мог Вам наговорить только посредник. Торговый представитель тут заинтересован лишь постольку, поскольку ему желательно, чтобы эта сделка прошла через парижское представительство, а это совершенно невозможно, так как фирма не в состоянии заключить крупного договора».

X. «Откуда я это знаю, Вам должно быть в сущности безразлично. Но это так. Вам не безызвестно, что у меня есть личные связи в представительстве, поэтому Вы не должны удивляться, что я знаю, как смотрит торговый представитель на Ваше отрицательное отношение к рекомендованной им фирме».

Я сейчас же понял, что X. X. намекал на своего родственника, который занимал в Лондонском торговом представительстве большой и влиятельный пост и репутация которого была далеко не безупречна. Он был типичный салонный коммунист, совершенно изолгавшийся и проникнутый только одною мыслью, теми или иными средствами сделать карьеру на советской службе. Этот человек без сомнения и открыл X. X. своими рекомендациями известные входы и выходы.

Л. «Вы, надеюсь, не хотите этим сказать, что кто-нибудь из кругов торгового представительства послал Вас ко мне, чтобы на меня повлиять. Это я должен был бы рассматривать как клевету. В таком случае, я прекращаю разговор».

X. «Я Вам не скажу, кто меня к Вам послал. Пусть будет так, что меня послал посредник. Имейте ввиду только одно: я Вам ничего не предлагаю, я не стараюсь на Вас повлиять, я только прошу Вас мне помочь, если это возможно. Я зарабатываю комиссионные на этом деле, если оно пройдет. Вспомните нашу старую дружбу».

Л. «То обстоятельство, что я Вас столько лет знаю — единственная причина, почему я не оборвал еще нашего разговора. Мне очень жаль, но дальнейший наш разговор не имеет никакого смысла. В этом деле я помочь Вам не могу. Другой точки зрения, чем той, на которой я сегодня стоял во время переговоров, я не могу, не имею права отстаивать. Ваши намеки на личные Ваши связи меня нимало не трогают. Я просто их понимать не хочу».

X. «Но ведь продажа нескольких тысяч унций по твердой хорошей цене все же очень выгодное дело. Почему Вы так противитесь этому? Может быть, валютное управление пойдет на это?»

Л. «Я знаю точку зрения валютного управления лучше, чем Вы, и не могу давать Вам объяснений по этому поводу. Я еще раз повторяю, что сделка на несколько тысяч унций абсолютно противоречит намерениям валютного управления и сильно уменьшит шансы на проведение в дальнейшем крупной сделки».

X. «В таком случае, делать нечего. Всего лучшего».

Разговор с X. X. произвел на меня в высшей степени тягостное впечатление. Я знал, что X. X. немедленно отправится к тем, которые его ко мне подослали, кто бы они ни были, и доложит им, что я остался непреклонен. Я знал, что моим поведением я, наверно, не привлеку симпатий, но что наживу даже опасных врагов, если только намеки X. X. имели какое-либо основание.

Через несколько дней, перед моим отъездом из Парижа, я распростился с торговым представителем Мдивани, не сказав ему ни слова о визите X. X. Сделка на 3.200 унций платины с упомянутой французской фирмою в действительности никогда и не состоялась.

Глава девятнадцатая

Вымогатель

После двухмесячного отсутствия я прибыл 12 ноября 1924 г. из Лондона в Берлин. 18 ноября после обеда незнакомый мне человек позвонил по телефону и попросил меня дать ему интервью. Я ему заявил, что в моем официальном положении представителя валютного управления заграницей я не хочу давать никаких интервью о политических или валютных вопросах. Он попросил меня все-таки его принять, у него якобы есть несколько незначительных вопросов, с которыми он хотел бы ко мне обратиться. Добавил, что говорит с Виттенбергплац. Я разрешил ему прийти, в 4 часа он уже был у меня. Незнакомец передал свою визитную карточку, на которой значилось: «С. Кристи, журналист». Беседа велась на русском языке.

Кристи задал мне несколько вопросов общего характера (как обстоит дело со стабилизацией советской валюты, в каком положении дисконт советских векселей заграницей и пр.), причем я сразу понял, что у него нет даже и самого слабого представления о трактуемых им предметах. Я спросил его, для каких газет предназначается этот материал.

К. «Я работаю не для русской газеты, я сотрудничаю для „Манчестер Гардиян“, для „Форвертс“ и для „Репюблик“».

Л. «Можете ли Вы мне показать соответствующие удостоверения?»

К. «Нет, я не постоянный корреспондент этих газет, поэтому у меня нет официальных удостоверений. Теперь я пишу, главным образом, совместно с другими лицами, для американской газеты „Чикаго Трибюн“. Мы работаем теперь над биографиями выдающихся представителей советской республики, в особенности тех, которые служат заграницей. Вы занимаете очень большой пост и насколько мне известно, Вы не коммунист. Относительно Вас у меня собран от разных лиц весьма богатый материал, правильность которого мне желательно было бы проверить. Я узнал, что Вы недавно приехали в Берлин, и мне бы очень хотелось представить Вам имеющиеся у меня данные с тем, чтобы Вы обратили мое внимание на ошибки, может быть, вкравшиеся в мою работу».