Сергей Алексеев - Игорь Святославич

Правление Изяслава продлилось недолго. При первых признаках стремления к «самовластию» князья, как и прежде, объединились против Киева. Уже в 1158 году галицкий князь Ярослав Осмомысл обвинил Изяслава Давыдовича в укрывательстве своего кровного врага Ивана Берладника. Этого наемника и вожака разбойной вольницы мало кто из Рюриковичей любил, и Ярославу быстро удалось собрать совместное посольство к его покровителю едва ли не от всех русских князей, включая дядю и племянника Ольговичей, с требованием выдачи вечного изгоя. Святослав Ольгович имел причины быть недовольным Изяславом, поскольку тот удерживал немалую часть Черниговщины, оставив ему лишь несколько княжеских замков, а также отнял у него пожалованный Юрием Мозырь. В посольстве участвовали даже поляки, которым Берладник тоже успел досадить. Изяслав, однако, отказался выдавать Берладника. Тот даже сам такого не ожидал — при приезде послов в страхе убежал из Киева, прибился к половцам, поразбойничал с ними на юге владений Осмомысла и лишь затем по зову великого князя вернулся в столицу. Отказ дорого обошелся Изяславу — Ярослав вместе с Мстиславом Изяславичем и Владимиром Андреевичем Дорогобужским (зятем Святослава Ольговича) выступил на Киев.

Напуганный Изяслав тут же отправил посольство в Чернигов. Он отдал Ольговичу Мозырь и Чичерск на Соже и попросил о помощи. Святослав об обидах почти не помянул. «Право, брате, — ответил он, — гневался я на тебя, что не выправил ты мне Черниговской волости, но лиха тебе не хотел. Раз уж так сталось, что на тебя хотят, то Бог меня избави от той волости! Ты мне брат — дай мне Бог с тобой пожить хорошо и целовать крест на всей любви». В Лутаве князья встретились. Изяслава сопровождал его племянник Святослав Владимирович, а Святослава — уже оба старших сына, Олег и Игорь. Это были первый дальний выезд семилетнего Игоря и первая его встреча с большой политикой…

Князья провели вместе три дня: пировали, обменивались дарами и совещались. Сообщение о заново обретенной «любви» они отправили в Галич и Владимир-Волынский. Там лишились надежд на раскол в черниговском доме и отменили поход. Однако Изяслав Давыдович жаждал не мира, а мести. Подстрекаемый галицкими боярами, призывавшими на престол Берладника, великий князь готовился вместе с ним выступить в поход на запад, тем более что Мстислав Волынский по-прежнему собирал полки. Изяслав, естественно, после снема на Лутаве рассчитывал на Ольговичей и призвал к себе обоих Святославов — Ольговича и Всеволодовича. Однако Святослав Ольгович умолял Изяслава не выступать: «Брате, кому ищешь волости — брату или сыну? Хорошо бы тебе не начинать первым. Ты считаешь, что хотят на тебя идти; вот когда пойдут с похвальбой, то Бог будет с тобой, и я, и мои племянники» (князей-племянников к тому времени было уже двое — подросший Ярослав Всеволодович сидел в небольшом городке Ропеске).

Когда Изяслав, не внявший совету, всё же выступил, Святослав отправил вдогон нового посла, боярина Георгия Ивановича. «Не велит тебе брат начинать рати, — передал Георгий князю, — а всяко велит тебе воротиться». Изяслав пришел в ярость и велел передать: «Ведомо тебе будь, брате, — всяко не ворочусь, раз уже пошел. Но вот что передай, Георгий, брату Святославу: раз ты ни сам не идешь, ни сына не пустишь, то если мне Бог даст добыть Галич, то тогда уж не жалуйся на меня, как поползешь из Чернигова в Новгород и пожалеешь о том слове». Узнав об ответе Изяслава, Святослав воззвал: «Господи, виждь мое смирение, — сколько я уступал, не желая пролить крови христианской и отчины своей погубить. Взял я лишь Чернигов и семь городов пустых — Моровийск, Любеч, Оргощ, Всеволож и прочие — в них сидят псари да половцы. А всю волость черниговскую сам держит со своим племянником, и того ему мало — мыслит у меня еще и Чернигов забрать, а ведь крест ко мне целовал, что не будет отнимать у меня Чернигова никаким образом. Да будет за всем Бог и крест честной, от коего ты отступаешь. А я, брате, не лиха желаю, убеждая тебя не ходить, а желаю лишь мира и тишины земле Русской».

Изяслав между тем шел на запад. У города Мунарева он остановился, поджидая племянника Святослава Владимировича, посланного за половецкой подмогой. Тот еще не успел прибыть, когда пришла весть, что галицко-волынские соединенные силы во главе со своими князьями обошли великокняжескую рать и уже подступают к Киеву. Изяслав двинулся наперерез и запер Мстислава Изяславича в Белгороде. Перевес был сначала на стороне Изяслава, на помощь которому пришли еще 20 тысяч половцев. Их привел хан Башкорд, женатый на вдове Владимира Давидовича. Но другие кочевники — берендеи и торки, постоянно служившие Киеву и в последнее время ущемленные половецкой родней Юрия и Ольговичей, — переметнулись на сторону Мстислава. Когда измена стала явной, киевское войско рассыпалось. Взяв с собой племянника, Изяслав бежал сначала в Вышгород, а затем в черниговские владения, в Гомель. Здесь он некоторое время прождал жену, которая, узнав о поражении мужа, скрылась в Переяславле у зятя Глеба Юрьевича. По дороге к мужу княгиня остановилась в Ропеске, где ее «утешил и почтил», а затем проводил до Гомеля молодой Ярослав Всеволодович.

Изяслав не преминул «отблагодарить» Ольговичей — вторгся в земли вятичей, разорил принадлежавший жене Святослава Ольговича город Облов. Узнав о том, что Изяслав покорил вятичей, Святослав оставил смирение. Он конфисковал имущество бояр Изяслава, взял в заложницы их жен и отпустил только за выкуп{157}. С другой стороны, он дал в Чернигове приют митрополиту Киевскому Константину, которого прогнал Мстислав, желавший возвести на митрополию своего ставленника. В Чернигове предстоятель и умер в 1159 году{158}. Святослав со времен давнего конфликта с Нифонтом отличался почтением к высшему духовенству. Позже, в 1162 году он точно так же дал в Чернигове временное убежище изгнанному Андреем Боголюбским суздальскому епископу Леону{159}.

Союзные князья без сопротивления вступили в Киев. Добро бояр и дружинников прежнего князя досталось победителям. Мстислав Изяславич понимал, что его права на великое княжение сомнительны. Поэтому, подобно отцу, он пригласил стать соправителем своего дядю Ростислава Мстиславича Смоленского. Ростислав, однако, не был похож на Вячеслава. Этот могущественный правитель, закаленный в усобицах, решительно настоял на признании своего единоличного старшинства. Весной 1159 года он прибыл в Киев и взошел на великокняжеский стол{160}.

Первого мая Ростислав встретился в Моровийске со Святославом Ольговичем. Последний приходился новому киевскому князю сватом — тестем его сына Романа. Снем прошел в «великой любви», Святослав Ольгович без всякой опаски по первому приглашению явился к свату на обед. Ростислав одарил его мехами — соболем, горностаем, черной куницей, песцом и белым волком, а также «рыбьим зубом» — моржовыми клыками. На следующий день уже Ростислав обедал у свата и получал от него подарки: барса и двух коней под драгоценными седлами{161}.