Александр Панов - Искры революции

— Гм, да. А вы?

— А я каторжное.

Такого ответа, царь, вероятно, не ожидал и больше вопросов не задавал.

В Тюмень поезд на тройках примчался в полночь.

30 апреля экспресс прибыл в Екатеринбург. На перроне стояли цепи вооруженных красногвардейцев. Все выходы на вокзал и привокзальная площадь были переполнены народом, рвущимся к экспрессу. Сопровождавший отряд оцепил поезд с обеих сторон. Яковлев и Гузаков уехали в город.

Николай с дочерью выглядывали в окна. Алиса негодовала, гнала их от окон. Толпа увидела Романовых в окнах и ринулась к вагонам. Красногвардейские цепи но устояли.

Чудинов пытался успокоить толпу:

— Граждане, не напирайте! В этих вагонах английская миссия! Царя здесь нет! Он в Тобольске!

— Шиш, не проведешь! — отвечали из толпы. — Давай сюда этого палача!

Чудинов приказал железнодорожной администрации пустить маневровый паровоз по пути, отделяющему толпу от экспресса и перевести поезд подальше от вокзала.

— У-у-у! — с перерывами ухал пришедший паровоз.

— Берегитесь, берегитесь! — кричали красногвардейцы, сдерживающие толпу.

Дрогнул и покатился экспресс. Толпа отстала. Поезд вышел к воинским платформам. Сюда же подкатились две легковые автомашины и одна грузовая. Вернулись Яковлев и Гузаков с представителями Екатеринбургского Совета. «Важных» пассажиров перевели в автомобили и увезли в город. Вместе с ними уехали Яковлев и Гузаков.

Пока Яковлев «передавал» царя, Чудинов разоружил лейб-гвардейцев приехавших с «экспрессом», и «передал» их екатеринбургским красногвардейцам.

Южноуральские рабочие доставили кровавого царя Николая екатеринбургским рабочим и покинули Екатеринбург. Чудинов с отрядом поехал в Уфу. Гузаков с Яковлевым уехали в Москву.

— Счастливого пути! — восклицали екатеринбургские красногвардейцы, провожая южноуральцев, — будьте уверены, товарищи, из наших рук царь не вырвется!

К ОРУЖИЮ!

Месяц прошел с того дня, как возвратились добровольцы с дутовского фронта. Вдруг на заводе вновь тревожно завыл гудок. Он опять оторвал от станков всех рабочих.

Командир Красной гвардии Салов объявил рабочим, что недобитый Дутов вновь появился под Оренбургом. Он в Тургайских степях собрал армию и сокрушает Советскую власть на своем пути.

— Губернский штаб просит от нас сотню красногвардейцев. Мы с партийным, профсоюзным, советским и заводским руководством, — говорил Салов, — решили послать 75 красногвардейцев, этого пока будет достаточно. Мы знаем, что добровольцев будет больше. Но, видимо, это не последний бой. Тогда еще позовем. Если вы не возражаете, мы назовем тех, кого назначили в этот отряд.

— Нет, не возражаем. Вызывайте любого. Мы все готовы, — единодушно ответили рабочие.

На другой день отряд уехал в Уфу. Не было митинга, как в первый раз, не слышалось и прощальных рыданий. На заводе все считали, что отряд скоро вернется: теперь-то с Дутовым, наверняка, покончат.

Но о судьбе отряда долго не было никаких известий. Это встревожило симцев. Они обратились в Совет, в профком, в партком с просьбой разузнать, где отряд, что с ним, почему долго не возвращается.

Партком запросил губком. Оттуда ответили:

«Симский отряд геройски сражается с дутовцами, а о подробностях боев спросите вашего земляка Малькова. Он возвращается домой в связи с ранением».

Малькова ждал почти весь поселок. Когда он приехал, к его дому потянулась цепочка жаждущих узнать о судьбе родных.

Невесел был рассказ Малькова.

— Весь наш сводный отряд отправили в Оренбург на подводах под командованием фронтовика Калмыкова. Там нас разместили в здании бывшей семинарии. Вот тут я впервые увидел много крови. Полы, постель, подушки — все было в крови. Оказывается, за два дня до нашего прихода в это здание ночью ворвались дутовцы и вырезали группу красногвардейцев.

— Всех?! — с ужасом спросили слушатели.

— Да, всех. Дутовцы выкалывают пленным глаза, отрезают языки, половые органы.

Мы, например, на станции Сырт, это недалеко от Оренбурга, видели замученную женщину. Бандиты посадили ее на кол.

Дутовцы сожгли станционную водокачку, разворочали железнодорожные пути, перебили железнодорожную администрацию и принялись за население, да мы помешали. Удрали бандиты.

— Как там теперь? — спросил Сулимов.

— В Уфе слыхал, что от Донгузской прогнали дутовцев. Но на других участках идут упорные бои. Ходят слухи, будто контрреволюция поднялась по всей стране. Так что, бабоньки, — Мальков обратился к женщинам, — наши нескоро вернутся домой.

Рассказ раненого красногвардейца взволновал весь Сим. Каждый слышавший передавал его по-своему, особенно о зверствах дутовцев.

Шептуны воспользовались слухами и повели проповедь «непротивления злу», «советовали» не ввязываться в войну, дескать, все образуется само собой. Придут хозяева, установят свой порядок. Так было испокон веков, так и будет.

На заводе разгорелись споры. Одни доказывали, что надо немедленно всем выступить против контрреволюции, хотя бы для этого потребовалось даже закрыть завод. Другие говорили, что пусть в каждом городе, заводе, поселке и в каждой деревне сами наведут порядок. Это мнение особенно поддерживали шептуны Девкин и Жеребин. Они не выступали открыто, а только «по секрету» высказывали свое «мнение». Наибольшую активность развил умовский личный секретарь Василий Дмитриевич. Он появлялся всюду, где возникал спор.

Однажды в разгар такого спора тревожно завыл гудок. Рабочие ринулись к месту сбора.

На трибуне председатель Совета, председатель парткома и комиссар завода.

— Товарищи, — говорил председатель партийного комитета Рындин, — революция в опасности! Только что получено известие о том, что в Челябинске против Советов выступил чехословацкий корпус. Этих чехов, как военнопленных, наше правительство отпустило на Родину, позволило им выехать через Владивосток. И вот, видимо, контрреволюция снюхалась с этими чехами, вооружила их и бросила против Советов. Мы получили телеграмму из штаба Урало-Оренбургского фронта. Комиссар фронта наш Гузаков просит послать в Самару 200 красногвардейцев. Видимо, и там неблагополучно. Надо, товарищи, скорее идти на выручку.

Утром около штаба образовалась очередь добровольцев. Пришли, главным образом, молодые рабочие. Среди них и стрелки, и пулеметчики, и бомбисты, и артиллеристы — воины всех родов оружия. Штаб сформировал два отряда: в Самару под командой Василия Лавровича Соколова, который выздоровел после ранения в первом сражении на станции Симской, и в Миасс, присоединив его к отряду миньярцев.